Настя, совершенно не по-английски подбоченившись, сварливо прервала этот викторианский монолог:
– Хватит тут благородного изображать! Говори по-человечески, от твоего занудства уснуть можно. С Данилкой мы сами разберемся, а ты расскажи лучше, что это был за чувак с катаной, который нас всех едва не перебил. И почему я видела его в портале?
– Да, – умирающим голосом поддержал Дан. – Ты явно знаешь больше, чем мы.
– Колись, собака! – Настя подступила к Сенкевичу, ухватила его за грудки, с силой встряхнула, что в исполнении английской леди выглядело диковато.
Дан с одобрением наблюдал за действиями подруги, он и сам сделал бы то же, только вот сил не было. Внезапно комната опять накренилась набок, к горлу подступил ком, он громко икнул и закашлялся. Настя тут же выпустила пиджак допрашиваемого и, позабыв о нем, кинулась на помощь.
Но девушка не успела добежать до кресла, как снаружи раздался настойчивый звонок.
– Кто бы это мог быть? – пробормотала Настя, превращаясь в миссис Хадсон. – Звонит слишком громко, как лакей.
– Ну так не открывай, – простонал Дан.
– Нет, пожалуй, надо посмотреть, кто там.
Настя поправила платье и вышла. Вскоре вернулась почти бегом, ловко накинула на Дана плед, закрыв его до груди, шепнула: «Осторожнее», только потом объявила:
– Инспектор Джонс, джентльмены. – И удалилась.
В комнату вслед за ней вошел высокий грузный мужчина, за спиной которого маячили два молодца-констебля в синих формах и высоких касках. Полицейские остановились на пороге, устремив на присутствующих безразличные взгляды.
Инспектор прошел к Сенкевичу, без предисловий объявил:
– Вы арестованы, доктор Уотсон.
По его кивку один из констеблей, молодой, пухлощекий, с деревенским румянцем, прошел в комнату и защелкнул на запястьях Сенкевича неуклюжие браслеты, соединенные цепью, – наручники.
– Но позвольте… – интеллигентно возмутился Сенкевич.
– Не позволю, – буркнул Джонс и победно покосился на Дана. – Забирайте его, Смит.
Констебль взял Сенкевича за плечо, подтолкнул к выходу. Настало время вмешаться. Дан собрался с силами, прокашлялся и, надеясь, что его голос звучит не как у дряхлого старика, произнес:
– В чем, собственно, дело, Джонс? Почему вы врываетесь в мой дом и арестовываете моего друга? Извольте объясниться.
Джонс важно потряс брылями, сделавшись похожим на старого, чрезвычайно упрямого английского бульдога: