– Вон чего… автор умер, а фантазия его так и ходит…
– Отчего… умер?
– Я почем знаю… Бывает, в лес пошел, тут сердце и прихватило, и готов. Или спился, может…
– А это чего?
– Где чего?
– Вот… смотрите…
Поднимаю то, что сначала принял за камушек.
– Вот те на… – Егорыч вздрагивает, – пуля и есть…
– Убил его кто-то.
– Убил? Дело-то дрянь…
Осторожно говорю:
– В полицию надо.
– И чего полиция? Ну, протокол составит… хрен они искать будут, кто его грохнул…
– А если… – осторожно подхожу к Лондону, он вздрагивает, пятится от меня.
– Боится он тебя, чего ты…
– Чего боится, я ему ничего не сделаю.
– Откуда он знает, чего ты ему ничего не сделаешь…
– Приманить бы его чем-нибудь.
– Чем?
– Ну… – задумываюсь, – а чего они едят вообще?
– Да ничего они не едят, в том-то и дело.
Отступаю, понимаю, что чужая фантазия ко мне не пойдет.
– Ничего… пообвыкнет, – утешает меня Егорыч.
– Вон он там… смотри!
Наташка недовольно кривит губы:
– Ну что ты там углядел… пошли уже, не боись, папки нету, можешь из себя больше любителя охоты не строить…
– Да при чем здесь любитель охоты…
Бегу в темноту леса, где снова мелькнула башня Биг Бена, увенчанная шляпой. Сбавляю шаг, крадусь осторожно, вытягиваю руку, тц-тц-тц, на-на-на…
Лондон осторожно подходит ко мне, нюхает руку, вот черт, а мне и угостить его нечем. Не теряюсь, вынимаю смартфон, выискиваю свежие новости Лондона, призрачный город слизывает буквы, слова…
Осторожно вхожу в город, осторожно оглядываюсь, чтобы не попасть под автобус. Автобуса нет, ничего нет, город как будто расступается передо мной, тускнеет, меркнет.
Прохожу мимо витрины с тыквами, по заснеженной аллее, поеживаюсь от холодка, извозчик вежливо приподнимает цилиндр, не желаете ли кэб, сэр?
– Скажите, пожалуйста, вы не видели здесь человека в таком… кепи… с трубкой… с такой…
Ловлю себя на том, что говорю по-русски, какого черта я тут по-русски трещу, можно подумать, меня кто-то понимает. А нет, он и сам со мной по-русски говорил, ну конечно, Лондон-то ненастоящий…
– А-а, вон там, на набережной, – кэбмен вежливо приподнимает шляпу, – счастливого пути, сэр!
– Б-большое спасибо.
Спешу по набережной, которая все больше тает в лондонском тумане. Призрачный город меня боится, призрачный город меня не принимает, тает, рассеивается…
Устремляюсь к одинокой фигуре возле моста, смотрю на худого мужчину, сквозь которого просвечивают очертания деревьев.