– Ты должен стать мне родной матерью, – заявил Карлсон. – Ты спросишь меня, не хочу ли я чего-нибудь, и я отвечу, что мне ничего не нужно. Ничего, кроме огромного торта, нескольких коробок печенья, горы шоколада и большого-пребольшого куля конфет.
Астрид Линдгрен.
Карлсон, который живет на крыше
Используя слово «манипуляция», мы чаще всего понимаем его расширительно: один человек манипулирует другим, когда навязывает ему свою волю, заставляет его поступать так, как ему выгодно. При этом мы предполагаем, что «жертва» все понимает, но ей просто некуда деться.
Карлсон, милый Карлсон! Его выходки весьма прозрачны для нас, взрослых. Однако, они ведь и не на нас рассчитаны. (Помните, как Карлсон, имея в виду родителей Малыша, сказал, стряхивая со щек взбитые сливки: «Пусть они выйдут, я при них стесняюсь»? )
Обаятельный толстяк, абориген стокгольмской крыши, он крутил и вертел Малышом как ему было удобно. На что же опирались его самоуверенность, эгоцентризм и нахальство, его любовь к чужим сластям и самозабвенные враки? На страх Малыша остаться в одиночестве. Помните, как звучала самая убийственная угроза Карлсона, которую он произносил всякий раз, пытаясь добиться своего? – «Нет, я так не играю!»
Безусловно, это – наиболее безобидный вариант манипулирования другим человеком. Потому что она открытая и явная, и тот, кем манипулируют, осознает происходящее и верно оценивает его. А когда человек все понимает, он способен что-то предпринимать, совершать поступки, делать выбор, он до определенной степени свободен.