Видимо был вечер. Об заклад бы биться не стал, но вряд ли этот громогласный матершинник пришел бы к постели тяжелораненого ночью. Тем не менее, на тумбочке у моей кровати уже горела керосиновая лампа, не способная, впрочем, осветить большую часть спальни. Так что остановившихся у порога спорщики видно было совершенно отвратительно.
- Ну так и разбирались бы с секретарем его превосходительства! – доктор, едва достающий до плеча высокому незнакомому генералу, продолжал, в меру своих сил, пытаться защитить мой покой. – Или в Магистрат сходите. Что же касается господина Фризеля, так, мне представляется – весь город, кроме господина Катанского знает, где наш любезный Павел Иванович ныне обретается.
- Р-р-развели тут у себя бар-р-рдак! – рявкнул Иван Григорьевич, почему-то тыча пальцем левой руки в невиноватого меня. – Интриги, к Черту-Дьяволу! Заговоры! И этот еще, так не вовремя геройствовать полез!
- Герман Густавович? Как вы себя чувствуете? – не слушая распалившегося невесть откуда взявшегося начальника, нагнулся ко мне доктор. Как я себя чувствую, едрешкин корень? Так, словно меня неделю били ногами, и только по счастливой случайности – не убили. Как я себя чувствую, если любое движение вызывает такой прострел боли, что белый свет не мил становится?!
- Кто это? – невнятно спросил я, старясь не двигать губами. Получилось совсем негромко.
- Это, Ваше превосходительство, его превосходительство, генерал-адъютант свиты, Иван Григорьевич Сколков…
- А…
Точно! Как же я мог забыть. Мы же даже его кортеж на тракте встречали. Вместе с парой других караванов, стояли на обочине, ждали пока карета этого царского посланца, в сопровождении полусотни кавалеристов, промчится мимо.
- Что он?
- Он в смятении, Герман Густавович, - ничуть не стесняясь подошедшего совсем близко генерала, хмыкнул Маткевич. – Днями Манифест вышел, что, дескать, цесаревича нашего, Николая Александровича, Государь наместником Западной Сибири назначил. И будто бы даже кортеж Великого князя ныне уже из Тюмени выехал, а здесь и встречу должным образом организовать некому. В Магистрате паника. Господин Фризель продолжает прятаться от майора Катанского, а вы…
- Ах как вы, дорогой Герман Густавович, не ко времени безумствами своими занялись, - вскричал Сколков и рубанул рукой воздух. Рукой, лишенной кисти, и перемотанной бинтами.