– Дед, где ты там потерялся? – крикнула она в темноту, – иди уже спать.
Не дождавшись ответа и не увидев света от свечи, она забеспокоилась. Зашла домой зажгла керосинку и, набросив на плечи душегрейку, пошла к стайке. Не найдя деда возле стайки, она заглянула внутрь.
– Дед, ты там? – спросила она.
Не услышав ответа, Дарья забеспокоилась. Потом под ногами увидела потухшую свечку и бросилась за помощью к соседям.
– Степан, Степан, – стучала она к соседу, – Ефим куда-то запропастился. Пошел в стайку и пропал. Пойдем, посмотрим.
– Да куды он деется, – недовольно проворчал Степан, но оделся и вышел, – ладно уж, подем глянем.
Вместе со Степаном, вооружившись керосиновыми лампами, они по следам волчьего дерьма, отыскали мертвого деда, лежащего верхом на волке. Видно от страха у волка понос приключился.
Вот такую коварную службу сослужила деду ночная холщевая рубаха.
Как потом определили, оба, и волк и дед Ефим умерли от разрыва сердца.
После этого набеги волка прекратились, знать был этот волк одиночкой.
Медведь с пчелинным улием
В одной колхозной деревушке жил дед Михайло. Несмотря на солидный возраст он продолжал работать в колхозе пасечником. Дома у деда тоже было несколько ульев.
На лето дед своих пчел переселял на заброшенный хутор, где и организовал свою пасеку.
Правление колхоза уважало деда Михайло за его трудолюбие и познания в пчеловодстве. К нему даже приставили для обучения молодежь. Михайло никогда не отказывал в помощи и обучал молодых пчеловодов своим премудростям. И всем был хорош дед, но был у него один недостаток: любил дед Михайло поворчать.
Бывало, встанет рано поутру и давай на свою бабку ворчать.
– Куда задевала мою рубаху? Где мои чуни? Вечно после твоих уборок ничего не найдешь!.
Баба Нюра привыкла к его ворчанию, и совсем не обращала на это внимания. Да деду и не нужно было его. Просто ему нужно было что-то ворчать себе под нос.
Когда дед работал на своей пасеке, он любил разговаривать с пчелами.
– Ну как дела у вас сегодня? – спрашивал он, заглядывая в улей, – опять подись филонили? А вчера денек был хорош, у меня аж все косточки на солнышке прогрелись.
Или:– Ну чего, чего разбушевались? Ну возьму я чуток медку, надоть медовушки поставить.
А медовуха, к слову сказать, у деда Михайло была отменной. Он с удовольствием угощал ею своих гостей, и расплывался в улыбке до самых ушей, когда его медовушку нахваливали