Иуда понимает, какое доверие ему оказано. Он выполняет волю Иисуса. Предает его римлянам и получает за это от Священного синедриона те самые тридцать серебряников. Но владеет он ими очень недолго. Они ему вообще не нужны. Он принял их только для правдоподобности, чтобы поверили в его корыстные цели. Убедившись, что Иисус схвачен, он позволяет себе маленькую слабость – подбрасывает деньги тем, кто ему их дал. Но в ту же ночь, спохватившись, он идет в Гефсиманский сад, чтобы расстаться с жизнью и тем самым навсегда запечатать собственные уста. Заметь, из приближенных Иисуса никто, кроме Иуды, не последовал за своим учителем. Только он один.
– Подожди! – возмутился Вениамин, – я не сомневался в том, что Иуда был убит то ли по приказанию, то ли при попустительстве Понтия Пилата!
– Э, дорогой мой, это ты Булгаковскую версию излагаешь. Вспомни тогда еще одного героя, нет, правильнее сказать, персонажа романа «Мастер и Маргарита» – Афрания – начальника тайной службы римлян. Я думаю, что введением в роман эпизода с убийством Иуды, Булгаков сделал реверанс в сторону товарища Сталина и его спецслужб. Вот, мол, как умен и тонок Понтий Пилат в белом плаще с кровавым подбоем, и как деликатно умеют выполнять его волю спецслужбы. Что поделаешь, дань специфике того времени. Судьба самого Булгакова висела на волоске и зависела только от каприза товарища Сталина. Никаких документов, подтверждающих личную поддержку Иисуса Понтием Пилатом, не обнаруживается, а вот о телефонном разговоре Сталина с Булгаковым известно достоверно. Впрочем, не исключено, что прокуратор лично не имел ничего против Иисуса. В его проповедях не было ничего против римского владычества.
– И это еще не все, – продолжал Виктор, – мало кто знает, что в первые века нашей эры было известно около тридцати Евангелий, принадлежавших соответствующему числу авторов. Но где-то в четвертом веке церковные иерархи приказали сжечь как еретические большую их часть, оставив только известные всем четыре варианта, ставшие по их воле каноническими. С тех пор уничтожение ереси стало системой, можно сказать, основой цензуры, используемой и церковью, и государствами. В чем заключалась ересь каждого из уничтоженных документов, теперь уже не узнать. Мотивом для этого, наверное, были богословские споры об истинности веры, могущие вести к расколам, которых все равно не удалось избежать, а иерархи, стремясь к благой цели, к единению церкви, совершили, на мой взгляд, преступление против истории. Надо было, как принято у нас в архивном деле, завести папку с надписью «Хранить вечно» и положить в надежное место. Впрочем, кто знает, что хранят архивы папского престола! Но и это еще не конец. Знаешь ли ты, что в начале семидесятых там же, в святых землях, какой-то пастух отыскал Евангелие от Иуды, написанное на коптском языке!