Сейчас – не важно. Я видела, на что способен Кирино
– одно касание, и ран как не бывало. Тогда почему бы ему не
привести в порядок тело мертвеца, раз уж?.. Искоса взглянула на
него. Не выдержала и спросила прямо.
– В этом теле не осталось жизни, –
объяснил он тоном, будто имел дело с бестолковой дурочкой. – Нельзя
исцелить то, у чего нет души.
Последние слова были явно выделены.
Чтобы я опять не стала надумывать себе невесть что насчёт
демонической сущности некоторых личностей? Быть может. Признаться
честно, подобная мысль снова стала закрадываться, но постепенно
стало всё равно, кто помогает мне и кому должна помочь я.
– А как давно ты?..
– Чуть больше лучины, – совершенно
серьёзно ответил Кирино.
Запнулась. Заставила себя оглянуться
на него – ехидная усмешка от уха до уха. Ну что ж, не очень-то и
хотелось…
– Я не всегда был таким, – он отвёл
взгляд. – И вряд ли уже… человек. Ты должна была слышать о кровавых
ритуалах, о Владеющих, которые прибегают к ним в поисках
могущества. А первая кровь, она сама должна быть с искрой Слова,
понимаешь?
– Кровавые ритуалы были запрещены ещё
до моего рождения. За это лишают Слова.
Кирино приподнял уголки губ. Точно…
Запрет ведь не означал, что человеческие жертвоприношения остались
в прошлом. Когда есть Слово, дарованное самими богами, разве будешь
считаться с чьей-то мелкой жизнью?
– Тогда, всё-таки… когда ты?..
Он вздохнул.
– Какой сейчас год?
Видимо, на моём лице промелькнуло
что-то такое, вызывающее жалость. Или моё желание узнать больше
походило на сочувствие. Неужели проняло?.. Кто же он на самом
деле?
– Тысяча тридцать седьмой от Ночи
Гнева.
Едва успела заметить, как дёрнулись
его брови.
– Давно, – сквозь зубы процедил
Кирино и двинулся дальше, обгоняя остановившуюся меня.
– Они всё это время приводили…
кого-то вроде меня? – Я никак не могла унять любопытство. – Ты
пытался докричаться, да? Как там было?
– Не знаю… не помню. Время там
другое, – его голос заметно дрожал. – Что-то вроде воды, словно
тонешь на суше. И ничего сделать нельзя, потому что воздух
стал водой.
Чего это он? И тон как-то разительно
поменялся, стал глухим и вымученным. Ни попыток уязвить, ни
ехидства, ни безразличия. Гиря между ключиц снова качнулась, повела
за собой, приблизилась и… нет, не получилось ухватиться. Не
поймала.