Сердце снова сжалось. И Тал сорвался с места, с нечеловеческой
скоростью пробежал через деревню, пугая местных, и только на краю
леса позволил себе перекинуться. Учуял слабый запах лешего и
Михеича. Что домовой здесь забыл? Ладно, это можно и потом
выяснить, главное, что есть зацепка.
Они с Мирой ушли вместе, значит, и в лесу оказались вдвоём.
Брошенный амулет опять же звал откуда-то из самой глуши.
Оборотень легко взял след Михеича и углубился в лес. Но
обрадовался рано. Вскоре след вывел на небольшую проплешину, и в
нос ударила дикая вонь перерождённого. На траве валялись знакомые
ножны и лукошко. Ножны ещё пахли лешим, а вот лукошко уже смердело
Вернувшимся.
Тал покрутился, выискивая другие запахи, снова нашёл след
домового, и практически сразу разочарованно зарычал – след
обрывался у старого дерева.
Зато Вернувшегося сложно было не учуять. Как и дорогу, по
которой он шёл. Волк припал к земле, ещё раз втянул мерзкий запах и
побежал дальше, ориентируясь уже по нему.
Перерожденец петлял, зачем-то возвращался назад, делал лишние
круги и вообще вёл себя странно. Как будто одичавшего лешего
заморочил и водил кругами другой леший.
В конце концов странная дорога вывела к болоту. Здесь зов
амулета усилился, и Тал без труда отыскал его в ближайших кустах. А
рядом учуял кровь. Человеческую.
Шерсть на загривке встала дыбом. Он вернулся к краю болота,
снова попытался взять след возвращенца, но тот обрывался у самой
кромки зеленоватой воды.
Тал остановился, чувствуя, как замирает сердце, и мир
переворачивается, а потом закинул голову и завыл. Страшно и
тоскливо.