Правилами поезда использование
Благодати было запрещено. Исключения делали только для ментальной
связи и - по разрешению - для исцеления. Остальное было под
запретом, дабы не смущать и не пугать других пассажиров.
Поговаривали, что в старые и менее спокойные времена, когда в Дакии
бесчинствовали разбойники и любители грабить поезда, к Благодати
относились более лояльно. Но сейчас даже для применения “Мертвой
воды” требовалось получить одобрение.
— Конечно, сейчас запрошу, — сказал
официант и испарился.
Аня в этот момент наконец-то
перевела взгляд на свою руку и поморщилась, словно только что
заметила рану.
— Вот черт.
— Я помогу, — тихо сказал я и
потащил ее за ее столик. — Садись, сейчас все сделаем. Константин,
пожертвуй свой напиток для благой цели.
— Позвольте мне предложить свой! —
эффектная дама в открытом платье из зеленого шелка и в восточном
тюрбане с пером поднялась из-за столика, который делила с пестрой
компанией, и грациозно подплыла к нам.
Я с удивлением на нее уставился.
— Прошу прощения?
— Мари Буайе-ле-Дюсон, —
представилась женщина с сильным акцентом и протянула мне бокал с
ярко-зеленой жидкостью. — Если желаете обработать рану или
обезболить мадемуазель, месье, рекомендую чистый абсент… Этот
богемский. Лучший в мире.
Я подвис на пару секунд, соображая,
где мог видеть эту женщину. Ее лицо и имя казались мне очень, очень
знакомыми. А потом до меня дошло, и я едва не поперхнулся. Это же
знаменитая парижская актриса и танцовщица, номера которой собирали
полные залы!
Королева французского бурлеска. Дита
фон Тиз, Сара Бернар и Матильда Кшесинская в одном лице этого мира…
Простолюдинка, покорившая своей артистичностью и пластикой всю
европейскую и имперскую аристократию.
Ох ты ж елки.
— Благодарю… — я замялся, не зная,
называть даму мадам или мадемуазель. Детали ее личной жизни мне
были неизвестны. — Госпожа Буайе-ле-Дюсон.
Дива поставила бокал передо мной и
легонько взяла Аню за подбородок.
— Сколько страсти и чистых эмоций! —
промурлыкала она, глядя в глаза Грасс. — Сколько пыла и поистине
эллинской трагедии в этих очах… Не зря говорят, что вы, русские,
щедры на чувства. О, теперь я это вижу… Дитя, дай взглянуть на твою
рану.
Аня подчинилась, завороженно глядя
на французскую диву и не смея отвести от нее взгляда.
Действительно, было в этой женщине что-то демоническое: едва она
начинала говорить или двигаться, смотреть хотелось только на
нее.