– Енька! Енька! Пи-пи!..
Мальчик пальцем ткнул в низ живота, в свой краник.
Хенка взяла его за ручку, отвела в туалет и посадила на горшок. Когда через минуту струйка иссякла и малыш снова закричал «Енька!», она поняла, что с этого исторического «пи-пи» начинается их настоящая дружба.
Она возилась с Рафаэлем целыми днями, придумывая всякие игры и развлечения. Чтобы рассмешить его, Хенка принималась изображать то мекающую в огороде козочку, то квакающую в болоте лягушку, то кукарекающего в соседнем дворе петуха, то чирикающего в палисаднике голодного воробушка. Рафаэль слушал и заливался счастливым смехом.
После дневного сна Хенка водила его на прогулку – в запущенный парк, где мальчик отчаянно гонялся за нищенствующими воробьями либо красавицами бабочками, или в осиротевший, давно не плодоносящий яблоневый сад возле местечкового костёла со стреловидным куполом, вонзённым – не в память ли о распятом Христе? – в синее небо. Иногда они забредали на Ковенскую улицу. Там Хенка непременно останавливалась и, не смея войти с мальчиком внутрь, издали показывала ему родной скособочившийся дом, из которого доносился стук неутомимого молотка.
– Тут живут мои родители, – говорила она малышу.
Рафаэль таращил глазёнки на небольшие оконца и, вцепившись в руку няньки, тянул её назад – в двухэтажный особняк, к своей маме.
По пути Хенка обычно заглядывала с карапузом к его деду и своему благодетелю реб Ешуа Кремницеру в пустую лавку – царство замков и задвижек. Рафаэль во время этого краткого визита получал без счёта ласк и поцелуев.
Прогуливаясь за ручку с мальчиком по местечку, Хенка в один прекрасный день столкнулась с Рохой-самураем. Та торопилась к резнику с белым гусем, беспечно прикорнувшим перед скорой и беспощадной казнью в большой корзине.
– Писем нет? – спросила Хенка, поздоровавшись.
– Что-то наш кавалерист давно нам не пишет, – пожаловалась Роха, кивнув в ответ. – Может, он тебе пишет?
– Нет. Если бы написал, я бы от вас не скрыла. Тут же прибежала бы и рассказала. Может быть, Шлеймке на манёврах?
Рафаэль приблизился к корзине, собираясь, видно, разбудить гуся, продолжавшего перед смертью безмятежно дремать в плетёнке, как в колыбели.
– Рафаэль! Не смей его трогать! – воскликнула Хенка. – Он ущипнёт тебя своим клювом. Потом пальчики будут долго болеть.