Повествовал я красочно, сочно, но не заостряя внимания на
мелочах. Ева, забравшись с ногами в большое кресло рядом со мной,
слушала широко распахнув красивые глаза. Недоверчиво щурилась,
когда я рассказывал о величии Стальных волков, хмурилась, при
рассказе о предательстве близких друзей. Охнула, прижав ладошки к
щекам, когда я описывал свою встречу с Вельзевулом. Хохотала с
подробного описания двух забавных гоблинов, встреченных мной у
входа в шахту. Зябко поежилась от рассказа про Агатовую королеву.
Утерла слезинку, узнав о гибели старика Димитриуса и моей
наставницы Герды. Смущенно опустила глаза, когда я объяснил, кем
приходился ее прошлый узник. Не рискнул я затрагивать историю семьи
Уларских - раз уж не поверила отцу, то мне уж и подавно. К концу
моего рассказа, Ева уже сидела обхватив руками колени и мелко
подрагивала. Любопытное выражение лица все чаще и чаще корежила
гримаса неконтролируемой злобы и физической боли. Ее ломало, словно
героинового наркомана без дозы, и лишь моя история, увлекшая
девочку в большой и такой яркий мир снаружи не давал вырваться
животным инстинктам. Ее ничуть не смутила специально подробно
описанная моя особенность подкласса - отсутствие крови и плоти на
моем костяке не отменило голодные взгляды, явно гастрономического
характера, все чаще бросаемые на меня. Зато система исправно
отсчитывала мне единички процентов в копилку воспоминаний ребенка.
20% накапало, пока я ораторствовал, пытаясь пробудить все, что
могла знать и помнить юная леди.
— Хорошая история! — оценила мои старания Ева, когда я наконец
закончил говорить. — И ты заслуживаешь ответного рассказа. Но мне
очень холодно! Так холодно! Ужасно холодно!
Девушка, продолжая бормотать о сковывающем ее тело холоде,
встала и медленно, как-то по хищному, стала приближаться ко
мне.
— Я бы рассказала тебе хорошую историю! Пусть не такую красочную
и веселую, но интересную, — ее глаза уже горели алым пламенем, а в
голос вплетались хриплые, рыкающие обертона. — Зря ты испортил мою
игрушку - его бы еще надолго хватило. Но все же я расскажу тебе,
что обещала. Пусть и не всему тебе, а той части, что останется.
При всей ее возможной скорости, Ева приближалась медленно, глядя
мне прямо в глаза, чуть покачиваясь и не переставая что-то
говорить, ставшим вовсе уж неузнаваемым голосом. Это
гипнотизировало, лишало воли, парализовало и сковывало тело. Как
мышь под взглядом змеи я встал с кресла и даже сделал маленький
шажок к девочке, когда грудь пронзила обжигающая боль - сидящий за
пазухой Нафаня от души грызнул меня за иссушенную кожу. Пелена
гипноза схлынула с глаз и я попятился уже в другую сторону, на ходу
готовя "Руническую клеть", единственное, что могло бы меня спасти
от голода сестрицы.