Начальным периодом становления абсолютных монархий стал рубеж XV–XVI вв. К этому времени в основном закончилось формирование устойчивых территориальных границ ведущих европейских государств. К Англии были присоединены северные графства и Уэльс, Франция вернула Бретань, после заключения с Великим княжеством Литовским Люблинской унии (1569) сформировалось государство Речь Посполитая, а события «Стокгольмской кровавой бани» (1520) позволили Швеции заявить о своей независимости. Процесс формирования национальных границ сопровождался крушением так называемых «универсальных» идей, обосновывавших европейское единство приоритетом христианских ценностей. Распад традиционной социальной структуры и кризис средневековой сословно-корпоративной этики резко ускорили процесс внутренней дифференциации европейского общества, способствовали все более заметному расколу в правящей элите государств («новое» и «старое» дворянство) и самым негативным образом сказались на авторитете папства. Принадлежность к единому христианскому миру под покровительством Святого престола перестала рассматриваться как необходимое условие существования государства. Прямым следствием появления новой идеологии стала деградация средневековой идеи Священно-Римской империи, которая все больше ассоциировалась только с германскими княжествами.
События Реформации создали для абсолютизма уникальную возможность отделения самой идеи государства от католической догматики. В период «распыленной» средневековой государственности церковь приобрела черты властного института, зачастую более могущественного, чем государственный аппарат или сам монарх. Любому монарху было просто невозможно укрепить собственную власть, не нарушая церковных постановлений. Вместе с тем, само папство претерпело существенные изменения. Поочередно сменяя друг друга на посту понтифика, представители аристократических родов Медичи, Борджиа, Орсини фактически превратили Святой престол в инструмент международной политики или удовлетворения собственных амбиций. Падение престижа Ватикана отразилось и на облике клира. Кардинал Караффа, один из наиболее ортодоксальных прелатов, в письме Папе Клименту VII в 1532 г. писал: «Не найдется ни одного разбойника, ни одного ландскнехта, который был бы более бесстыден и порочен, чем духовные лица». Начавшийся процесс Реформации дал европейским монархам действенный инструмент для укрепления своих политических позиций. Не последнюю роль в борьбе за освобождение короны от церковной зависимости сыграли труды французских мыслителей Жана Бодена, Пьера де Беллуа и др. Мысль англичанина Генри Брактона: «Король находится под богом, но не под человеком», – стала лозунгом королевской реформации.