Есть определенная закономерность в появлении столь большого аппарата. Дело в том, что Франция оказалась наследницей разных типов права: римского, кутюмного и локального. Свести все это многообразие к единому правовому пространству не представлялось возможным всем французским законникам. Законодательство базировалось на т. н. больших ордонансах: Орлеанском (1561), Блуасском (1579), кодексе Марийяка (1629). Поскольку они составлялись по наказам Генеральных штатов, то обладали большой эклектичностью. Для унификации законодательства Людовиком XIV была создана специальная комиссия, в результате деятельности которой появился Гражданский ордонанс. 35 статей фиксировали все королевские указы в качестве законов. Парламенты имели однократное право, и то ограниченное по срокам, на подачу ремонстрации королю. В дополнение к Гражданскому ордонансу, в 1670 г. появился Уголовный ордонанс, закрепивший приоритет королевских судов над сеньориальными и кутюмами и обязательное юридическое образование для судей. Таким образом, удалось создать единую надстройку, в процессуальном вопросе подчиненную непосредственно королю. Но сократить число бюрократов, а соответственно и сроки реализации государственных программ, французская монархия оказалась не в состоянии. По подсчетам современников, в сфере юстиции к середине XVII в. насчитывалось 70 тысяч человек, не считая 30 тысяч юристов обслуживающих финансы.
Дополнительные трудности в укреплении центральной власти возникали на почве экономической географии. В отличие от Англии, где к началу XVII в. Лондон превратился в крупнейший торгово-экономический центр, на который замыкались все (особенно хлебный) периферийные рынки и каботажный транспорт, во Франции подобное единство отсутствовало. В условиях тотального бездорожья транспортные перевозки осуществлялись, прежде всего, по рекам (Луаре, Сене). Поэтому основные производящие районы были сориентированы не на административные центры, а на ближайшие рынки. Например, парижане вели торговые операции с Гентом и Брюсселем чаще, чем с Нормандией, а из южных партнеров только с ближайшим Орлеаном. Бордо на 71 % вел торговлю с голландцами, а Лион – с генуэзцами. Не имея прочных связей с центром, крупные города во Франции, и особенно их финансовая и политическая элита, чувствовали себя в привилегированном положении по отношению к правительству. Особенно такой взгляд на действительность был характерен для парижан.