— Не понимаю, — пробормотала Ютта, глядя недоуменно на
улыбающуюся ведьму.
— Вам и не надо, — посоветовала Варна, снова сверкнув
малахитовой зеленью глаз. После этого Ютта расслабилась,
заулыбалась, словно и не было этого непростого разговора. Хроар
недоуменно перевел взгляд с улыбающейся жены на невозмутимо сидящую
за столом ведьму, а потом решил, что молчание — золото.
***
Даша.
За три года до основных событий.
Свист ветра в ушах, прохладные потоки воздуха овевают
разгоряченное лицо. Слияние двух тел — мое и горячего скакуна. Что
может быть лучше утренней верховой прогулки?!
Я осадила жеребца, перевела с галопа на неспешную рысь, давая
коню отдых. Солнце уже практически показалось над верхушками
деревьев, что с трех сторон окружали небольшую, всего домов сто-сто
пятьдесят, деревеньку.
— Ну что, Лютик, еще кружок и домой? Завтракать? — ласково
потрепав коня по гриве, спросила я, шепнув ему в ухо. Лютый скосил
на меня черный глаз, презрительно фыркнул, мол, «неженка», и
тряхнул роскошной черной гривой, — конечно, это ведь не тебя отец
отходит ивовым прутом, если мы не вернемся до завтрака. Ребята и
так подставляются, отмазывая нас с тобой и заговаривая папе зубы, —
попыталась вразумить я этого... хулигана. Но он, гад, снова, как
мне показалось, презрительно фыркнул, мотнул головой и неспешным
шагом направился в сторону деревни.
Лютого, или как я его ласково зову Лютик, отцу подарил один
очень состоятельный бизнесмен из соседней области. За какие уж
заслуги папа говорить отказывался категорически. А у меня однажды
возникла мысль — уж не свататься ли ко мне он приезжал и коня
привез в качестве откупа? Больно уж взгляд у этого мужчины был
красноречивым. Но стоило отцу это заметить, как уезжал сей
«джентльмен» резво на своем «крузаке», даже пыль столбом стояла.
Папа мой строгий, вот и Лютый ему под стать пришелся. Папа лошадей
любит, но верхом никогда не ездит. Старые травмы и отголоски
военного прошлого не дают.
Вороной жеребец с роскошной шелковой гривой, гордой статью и
черными, как ночь, глазами приглянулся мне сразу. Мне тогда лет
пятнадцать было. Лошадей, да и прочую живность, обитающую на нашей
ферме, я не боялась, но этот гордый красавец сразу показал свой
норов, вдребезги разбив загон, который ему мастерили несколько
дней. Лишь отца послушался. Он у меня бывший военный, десантник,
авторитет у него непререкаемый. Даже место главы поселка
предлагали, но папа отказался. Он тут и закон, и порядок, даже
местная шпана по струнке ходит. Я вот тоже слушаюсь его...
иногда.