– Что? Сильно по-научному?
– Ага.
– Ну, тоди наливай, полковник.
– Ты и это знаешь?
– Знаю, знаю. Имеющий уши да услышит. А вы на обмывке так орали, что и у турок слышно было. Наливай.
Я налил в кружку и свой пластиковый стакан прозрачной жидкости. С сожалением отметил, что оставалось полбутылки, а с Никифором хотелось поговорить о многом. Ни дождя, ни снега я уже не чувствовал. Было тепло и хорошо. И остановка превратилась в теплое, уютное прибежище одиноких странников.
Перехватив мой взгляд, Никифор снова мне подмигнул.
– Не ссы, начальник. Ща Верка сгоняет, ты ей только «капусты» кашляни. И все заметано.
– Только без «самоката».
– Обижаешь.
Верка нарисовалась из пелены дождя и снега, я протянул ей сотку гривен.
– Две возьми, и закусон на сдачу.
– Обижаешь, начальник. Закусон имеется. Верка, водяры на все.
Когда Верка ушла, я вспомнил о сигаретах.
– Блин, сигареты…
– Курить хочешь? Имеется. Имеется на все вкусы.
Никифор достал из кармана потертой куртки пачку «Мальборо».
– Во, глянь! Бычки козырные! – ткнул он мне пачку, забитую окурками разной длины.
Я выбрал средней длинны окурок, на котором отсутствовали следы губной помады. С наслаждением подкурил.
– Может тебе еще и девку?
– Не, Никифор, это не по мне.
– Уважаю. А то ежели че – тут есть студенточка одна. Живет на съемной хате. Я к ней мыться хожу. Душевная девушка. Хотя в постели слабовата. Моя Ирка лучше была. Выгибалась, что стерлядь на крючке. А орала как… Ну, не хош – так не хош. Хотя, ты прав – тебе секес сейчас не поможет.
Мы допили бутылку водки. Пришла Верка, выставила еще три пузыря. Я снова разлил по стаканам и в кружку водку.
– Не побрезгуй, начальник.
Никифор, постелив на мокрые деревянные брусья газету, стал выкладывать соленые огурцы, помидоры, копченое сало, черный хлеб, вареные яйца. Очистил две луковицы и, порезав их на четыре части, сыпанул жменьку соли.
– Ха! Вы что продсклад ломанули?
– Не, начальник, – добрые люди помогли.
– Тогда не побрезгую.
Мы закусили и снова закурили. Тепло так было, хорошо. Как будто с отцом сидел рядом.
– Что дальше намерен предпринять, служивый?
– Смешно, но уехать хочу к арабам и бедуинам. На Синай. Там море, горы, пустыня…
– Ну, так и езжай. Ты же с детства этого хотел, и в прежней жизни там жил. Вот и езжай. И она туда к тебе приедет. Не сразу, но приедет. С бухлом завяжи, чтобы не так ломало, начни книги писать. Пиши все, что душа подскажет, а она у тебя – ох, какая! Засиделась. Ей сейчас только дай.