– Успокойтесь, скажите, вы можете описать этого человека?
– Это дядя Саша. Он в черной кожаной куртке. Он сильно пьян. Он угрожает маме. Пожалуйста, поскорее приезжайте.
– Хорошо. Ваш адрес: улица Ленина, дом 18? Наряд уже выслан к вам! Сохраняйте спокойствие. Опишите нападающего.
– Дядя Саша. Он пьян. Он стоит над мамой с кухонным ножем. Говорит, что она ему изменяла. Он ее бьет, кричит! Пожалуйста, сделайте что-нибудь! Он бьет ее ножем в живот! Мам! Ма-а-а-ам!!! Нет!!! Дядя Саша, нееееет!
Связь прерывается. Отчет составлен из записей диспетчера. Мда…
Что-что, а с истеричными родственниками обвиняемых, или потерпевшими разговор получался у Станислава не из лучших. Первые любили устраивать сцены из-за «ошибочно обвиненного», а то и «подставленного ментовским отродьем», а вторые, ввиду пережитых потрясений, не могли адекватно ответить ни на один вопрос. Понятно, что состояние аффекта, но всегда есть шанс по горячим следам вычислить преступника. В теории. В реальности, такой допрос походил на лотерею с самыми невероятными вариантами ответов. Свидетель ожидал в коридоре. Станислав сочувствовал парню, но лишь отчасти – как-никак, а следственный опыт понемногу выветривал остатки сострадания.
Парень сидел, понурив голову. Не каждому приходится такое пережить. Он был лет тринадцати в ободранной оранжевой футболке, старых большеватых джинсах и с отросшими сальными волосами. Станислав невольно почесал лысеющую макушку.
– Дмитрий Карлыбин? Заходи.
Дмитрий поднял голову. Лицо парня было покрыто ссадинами и фингалами на обеих щеках под опухшими от слёз красными глазами. Он покорно встал и направился в кабинет следователя.
– Я прочитал отчет, – сказал Станислав, когда свидетель сел напротив него, – расскажи мне про этого дядю Сашу.
Мальчишка обратил изможденное лицо к следователю и сказал:
– Дядя Саша. Большой такой. Это он убил маму, – на его глазах вновь налились слёзы, – в черной куртке.
Конец ознакомительного фрагмента.