х, потому что Борю тотчас убрали с глаз долой и отправили прямо в чем его когда-то мама родила ночевать в подвал.
Что касается меня, то, уверяю вас, я провел самую спокойную ночь со дня нашего появления в Англии и надеялся провести еще немало таких ночей. Но и этой моей надежде не суждено было сбыться. Примерно в 10 утра нам сообщили, что мы свободны. Нам выдали Борю, и вы не представляете, чего мне только стоило не ущипнуть Жан-Поля, встречавшего нас на выходе из участка, когда я узнал, что освобождение нас под залог было его рук делом. При этом сам он, казалось, не замечал ни моего раздражения, ни возмущения Паши. А в ответ на мое «В гробу я видел такое доброе утро!» он лишь вытянул нос, по которому так и хотелось щелкнуть, в направлении уходящей вдаль улицы и с возмутительным спокойствием пригласил нас следовать за ним:
– Прошу сюда, джентльмены.
Непоколебимое спокойствие и благожелательность Жан-Поля невольно наводят на мысль, что с ним явно не все в порядке. А зачем ему держаться от нас особняком, постоянно наблюдая за нами? Он следит за тем, как мы едим, – когда есть чем заморить червячка. Следит за нами, пока готовит нам обед. Следит за тем, как мы чешемся и скребемся, за тем, как мы выясняем отношения. Он следит за нами даже тогда, когда нам кажется, что за нами следить никто не может! Я чувствую себя подопытным кроликом в аквариуме. Это ужасно! Я, бывает, и пытаюсь смутить его своим ответным взглядом, но он лишь отводит глаза и делает вид, что наслаждается едой, или ее приготовлением, или безумством, с которым мы скребемся и чешемся, или тем, что его допускают до участия в выяснении отношений. Короче, сыграть в открытый футбол и проиграть он отказывается. Играть против него – все равно что играть против команды, которая удирает от мяча, унося ворота вместе с собой.
Тут было отчего задуматься: человек, который всегда уверен в том, что он делает и что он знает, более чем подозрителен. Я сразу почувствовал, что этот голубок не так-то прост, как может показаться. Паша это тоже просек. Он предложил было связать Жан-Поля и похлопать его по плечу, но какая от этого могла быть польза, если тот и так был до невозможного спокоен? Искусство вести допрос зиждется на дипломатичности, а не на том, чтобы настраивать допрашиваемого против себя. Есть люди, вроде Паши, которые делают, а потом думают. Есть люди, которые делают и не думают. Есть люди, которые думают и не делают. Мне в помощники никого из них не надо.