— Маринад как маринад, — ворчливо ответила бабуля. — Можно было и без него, только продукты переводить…
Она перешла к плите, где уже шипело масло на сковороде, и принялась с азартом бросать на нее куски зайца.
— Но ведь ему еще полчаса мариноваться, — робко попыталась возразить я. — Жестким ведь будет, Софья Ильинична...
— И так сойдет! Или, думаешь, не прожую? — она ухмыльнулась, продемонстрировала мне ряд крепких, как у молодых, зубов, а в заключение весело щелкнула ими.
Я выдавила растерянную улыбку:
— Тогда, может, помочь вам?
— Мне не надо. Себе помоги. Вернее, бери из холодильника... Что вы там едите? Траву свою... Хлеб...
— А вы не будете овощи? — уточнила я. — Давайте салат сделаю...
— Себе делай. Я такого не ем.
— Глебу, наверное, тоже надо что-то приготовить, — озаботилась я. — Он ведь не будет кролика...
Ответом мне был тяжкий вздох.
— Я видела рис у вас в шкафчике, можно взять?
— Чего спрашиваешь? — бабуля покосилась на меня. — Бери... — и снова вздох.
Под ее испытующим взглядом я стала варить рисовую кашу. Глеб ее любит. Но через некоторое время не выдержала.
— Со мной что-то не так, Софья Ильинична? — за шутливым тоном я попыталась скрыть нервозность. — Вы на меня так смотрите...
— Смотрю... — не стала отрицать она. — Смотрю, что худая больно...
— Ну что вы, — я стушевалась. — Не такая уж и худая... Есть еще даже к чему стремиться. В смысле уменьшения…
— Ну хоть бегать быстро умеешь? — в голосе бабули слышалась умирающая надежда.
— Боюсь, что нет, — вынуждена была «огорчить» ее я, сама же уже совсем не понимала, чего она от меня хочет и при чем тут бег. — У меня как-то совсем со спортом неважно...
— Ох-хо-хо...
На мое спасение со стороны лестницы послышались шаги, и вскоре в кухню вошел Глеб.
— О, готовите что-то вкусненькое? — оживленно поинтересовался он.
Подошел вначале ко мне, приобняв, поцеловал в висок, потом обнял бабушку и чмокнул ее в щеку.
— Глебушка... — та посмотрела на него с мольбой. — Ну все-таки, может, я ее того? У...
Но одного тяжелого взгляда внука было достаточно, чтоб она замолчала и со скорбным взглядом вернулась к сковородке с зайцем.
А я опять ничего не поняла.
После обеда, ближе к вечеру, мы наконец-то выдвинулись на прогулку. Софья Ильинична провожала нас у окна и опять вздыхала каким-то своим горестным мыслям.