– Ариэлла, – прошипел герцог.
Прекратив изумляться, молча набрала себе овощей, после чего вернулась к разговору.
– Так это вы выкрали дневник матушки Иоланты?
Его высочество, наполнив собственную тарелку, спокойно ответил:
– Увы, не сразу. Дэс затребовал информацию, я поступил так, как когда-то проверяя Диану, – позаимствовал в лицее Девы Эсмеры вашу личную характеристику и переслал ее.
– Там не оказалось ничего, что объясняло бы ваши знания ассара, вздорное поведение, излишнюю осведомленность и находчивость, – произнес герцог. – Именно поэтому я затребовал иные документы. В частности, дневник.
– Я счел это блажью, – усмехнулся его высочество принц Теодор.
– И напрасно, – отрезал лорд оттон Грэйд.
– Как оказалось – да. – Принц помрачнел.
Я также, вспомнив, как однажды его светлость сказал, что будут опрошены все мои друзья и знакомые. Словно прочитав мои мысли, герцог отставил бутылку с вином, из которой наполнил два бокала – свой и принца, и уточнил:
– Что со свидетельскими показаниями?
Теодор усмехнулся и ответил:
– Собираем.
Я же ощутила себя в этот момент крайне неуютно и потому вернулась к поднятой ранее теме:
– Вы полагаете, матушка Иоланта готовит мне иную судьбу, нежели невесты Пресвятого?
Как ни удивительно, но ответил мне лорд оттон Грэйд:
– Нет.
Это прозвучало резко. Настолько, что я не стала молчать. И подняв взгляд на супруга, спросила прямо:
– Желаете уверить меня в абсолютной безвыходности ситуации, лорд оттон Грэйд?
Вилка в руках его светлости напряженно заскрипела, после чего сквозь зубы мне напомнили:
– Вы сделали выбор, Ариэлла.
На это мне было нечего ответить, кроме:
– Надеюсь, мне не придется сожалеть о нем всю оставшуюся жизнь?
Развернувшись ко мне, герцог яростно сузил черные глаза и задал встречный вопрос:
– Надеюсь, вы не станете возлагать на меня ответственность и вину за сделанный вами выбор?!
На этот раз вилку стиснула я и, стараясь не шипеть, ответила:
– И в мыслях не было.
Ядовитая улыбка лорда Грэйда и саркастичное:
– Сделаем вид, что я искренне верю.
Его высочество, во все время нашего диалога, казалось, не пошевелившийся, подтянул рукава черной рубашки, небрежно обронил белоснежную салфетку на колени и столь же небрежно осведомился: