— Есть чем меня порадовать, Вильям? — был его самый частый
вопрос.
— В Сембре собираются открыть новую шахту по добыче алмазов, но
информации пока мало.
— Разузнай о ней.
— Уже отдал приказ.
— Напомни мне повысить тебе жалование, Вильям, — привычно
усмехался начальник.
— Непременно, лэрн, — отвечал Оркист.
Все считали Золотого повесу ловеласом и бездельником, который
живет за счёт денег семьи. Лишь единицы знали, что Тристан с
двадцати двух лет удачно играет на бирже. И совсем избранные были в
курсе того, что лэрн разрабатывает собственные магические плетения
заклинаний для артефактов.
Днём Вильям занимался привычными для него делами: встречался с
людьми, собирал информацию, разбирал бумаги. Обычная и ничем не
примечательная жизнь. Он настолько погряз в рутине, что уже и не
помнил другой жизни.
Хотя нет. Помнил. Своё детство он не забудет никогда. Как и
момент, когда оно кончилось. Когда его жестоко отобрали.
Но один день в жизни Вильяма Оркиста отличался от привычной
суеты. Он выпадал на разные числа, никогда не повторялся и всегда
приводил его в разные места.
Сегодня был именно этот день.
Ступая по вымощенной бетонной плиткой улице, Оркист заметил
подбежавшего мальчишку.
— Дядь, купи газету, — произнёс он. — Медяк всего стоит.
Мужчина кинул мальцу монету, тот ловко поймал её и протянул
прессу.
— Особенно интересная статья про птиц на седьмой странице, —
добавил мальчишка, шмыгнул носом и убежал.
Вильям проводил его взглядом, на несколько секунд окунаясь в
воспоминания, как когда-то так же продавал «дядям» газеты. Открыв
седьмую страницу и прочитав небольшую статью о вымирающих птицах
Торении, мужчина засунул газету под мышку и направился в квартал
работяг, внимательно высматривая, нет ли за ним хвоста.
Дом, к которому он подошёл, ничем не выделялся на фоне других.
Такие же обшарпанные, не белившиеся уже многие годы стены,
покосившийся деревянный забор, из-за дождей и солнца ставший
светло-серым, потрескавшаяся крыша, забитые окна, в которых
отсутствовали стёкла. Это было самое дно Атрана и одновременно
самая честная его часть, не прикрытая фальшью и лицемерием.
Грязная, жестокая, но правдивая.
В дом Вильям зашёл не стучась, так как дверей попросту не было.
Воздух был затхлым и смердел плесенью, гноем и болезнью. На старом
прогнившем матрасе, кинутым прямо на пол, лежала женщина с
изуродованным телом. Оркист равнодушно посмотрел на неё и на трёх
детей — двух мальчиков-погодок и девчонку. Их тела тоже изуродовала
хворь. Хуже всего было одному из мальчишек: болезнь разъела его
правую ногу почти до кости.