– Очень рада это слышать, – отозвалась мать, – хотя мне в твоем возрасте было бы неловко смотреть такого рода пьесу с мужчиной. Не слишком-то приятно звучит. Но, возможно, даже к лучшему, я про то, что вообще можно смотреть такие пьесы.
«Но к лучшему ли?» – задумалась она, не в силах ответить на собственный вопрос. Люди сейчас не стали ни лучше, ни счастливее, чем были, да и отношения между мужчинами и женщинами не приносили большего, чем тогда, удовлетворения. Разумеется, в начале двадцатых годов, когда ей было столько же, сколько Дейдре сейчас, существовали очень и очень рискованные пьесы, но среди знакомых ей молодых людей не нашлось бы такого, кто повел бы ее их смотреть. Грегори Свону нравились «Розмари» и «Нет, нет, Нанетт», а в ее кругу вкусы женщин определяли мужчины. Сейчас, возможно, все как раз наоборот.
– Бернард, наверное, предпочел бы мюзикл, вроде того что идет в «Друри-лейн», – продолжала Дейдре, отвечая на вопрос матери, – но мюзиклы такие скучные. Сомневаюсь, что я высидела бы до конца.
– Дулкам очень понравилось, – вставила Рода. – И Малькольм собирается повести Филлис на ее день рождения.
– Вот видите, – откликнулась Дейдре. – Боюсь, это просто не мое.
– Я бы сказала, что Бернард высоконравственный молодой человек, – сказала Мейбл, следуя собственному ходу мыслей.
– Что касается меня, ему пока не представился шанс показать себя другим, – бойко возразила Дейдре.
– Нет, милая, но он положительный, – ответила Мейбл, думая про себя: окончил малоизвестную частную школу, потом отличился в армии, а теперь занимает обеспеченную должность в фирме отца… – Он всегда провожает тебя домой и приводит вовремя.
– О да, и только жиденькие поцелуи на прощание. Нет, правда, он не так плох. Мне пора. – Дейдре встала. – Еще не хватало опоздать из-за разговоров про нравственные принципы Бернарда.
– У тебя сегодня много лекций? – спросила Рода.
– Только после полудня. Я думала провести утро в «Фантазии Феликса».
И, возможно, там она столкнется с Марком и Дигби, а те расскажут что-нибудь про Тома Моллоу. Она едва позволяла себе надеяться, что увидит самого Тома.
В автобусе она размышляла, есть ли у Тома высокие нравственные принципы, как у Бернарда. Почему-то она была уверена, что он очаровательно их лишен.
В исследовательском центре она не застала никого и довольно мрачно уселась со своей стопой книг. Она проработала уже около часа, когда дверь распахнулась и вошел профессор Мейнуоринг.