— А в этой красоте есть
какое-нибудь укромное место, где я могу свою красоту наконец-то
обнять и поцеловать? — спросил я, взяв подругу за
ладонь.
— Извини, но я не готова, —
ответила Аня и высвободила руку.
В этот момент мне показалось,
что умный старый енот Борис не улыбается, а смеётся надо
мной.
— У нас много общего, — сказал
я, придя в себя. — Я тоже был не готов к такому приёму.
— Прости. Но ты должен меня
понять.
— Да понимаю, не
дурак.
— Мне нужно время. Я уже не
Агата. А ты не Роберт. Да, между нами был роман. Но тогда на нас не
лежала такая ответственность. И мы…
— Ты помнишь, как боялась, что
нас кто-нибудь попытается разлучить? — перебил я подругу, судя по
всему, уже бывшую.
— Я всё помню: каждое слово,
каждый взгляд, каждую ночь, проведённую вместе с тобой. И я никогда
этого не забуду. Но я уже не Агата.
— Да понял я, что ты уже не
Агата. Это заметно.
— И ещё я никогда не забуду,
что ты меня спас. Я благодарна тебе за это. Моя семья тебе
благодарна. Но мы не можем… — Аня замолчала, подбирая слова. — Не
можем перешагивать через некоторые вещи. Ты ведь до сих пор не
рассказал мне, кто ты такой, из какой семьи. Я ничего о тебе не
знаю.
— Простолюдин я, Ваше
Сиятельство, — усмехнувшись, сказал я.
— Прекрати! Не надо так со мной
разговаривать!
— Да всё нормально, так и
должно быть. Спасибо тебе Аня за Агату! И передай маме, что она
может гордиться дочерью.
Я развернулся и направился к
выходу из зверинца.
— Роман, постой! — донеслось
мне сразу же в спину. — Ты куда пошёл?
— В народ, Ваше Сиятельство! —
ответил я не разворачиваясь.
Я добрёл до главных ворот,
покинул имение, прошёл по трассе пару километров и вызвал такси,
чтобы поехать на вокзал. Милютину звонить не стал — не хотелось по
дороге в Новгород высушивать его «подколки» на тему моих планов
остаться у Васильевых до утра. На вокзале я купил билет и уже через
полчаса сел в поезд.
В Новгород прибыл около семи
вечера. В общежитие ехать не хотелось, гулять особо тоже, но всё же
я решил пройтись по городу, чтобы хоть немного развеяться. Но особо
развеяться не получилось — настроение было настолько скверным, что
даже относительно тёплый весенний вечер не радовал.
Мне было тоскливо. Не плохо, не
страшно, не больно, а именно тоскливо. Ужасно тоскливо. Пришло
понимание, что у меня нет ничего, что было бы мне дорого: ни
друзей, ни девушки, ни родных. Вообще ничего и никого. Самым
близким человеком для меня был Милютин — и это было ненормально. И
от этого осознания тоска лишь увеличивалась.