- Что вы, - госпожа Игерьина прищурилась. – Вы слишком строги к
себе. Но я хотела бы знать, что вы всецело отдаете себе отчет…
конкурс потребует от вас немалых сил, что душевных, это ведь
непросто… что физических…
И вновь внимательный взгляд.
- Я готова, - Лизавета осознала, что она и вправду готова.
И не только ради денег, хотя они нужны, конечно, ведь кроме
Ульянки и Марьяша подрастает. И тоже надеется, и никак нельзя ее
этой надежды лишать.
А значит…
…ради них.
И еще отца, который верой и правдой служил отечеству. И ради
матушки, верившей, что Лизавета обо всех позаботится… и ради себя
самой.
Не юная?
Пускай.
Далеко не красавица?
Не важно.
Она сделает все, чтобы в конкурсе этом задержаться как можно
дольше…
- Ваше настроение мне нравится, - сказала госпожа Игерьина,
доставая из стола пакет бумаг. – Будьте добры прочесть. Если что-то
не понятно, спрашивайте… как только подпишете…
…читала Лизавета быстро.
И подпись поставила недрогнувшей рукой.
Паковала чемодан – ужасающего великолепия вещь – под тетушкины
причитания.
Ефросинья Аникеевна была, безусловно, женщиной предобрейшей,
иная не стала бы возиться с сиротами, но при всем том совершенно
обыкновенной, далекой от мира магического и полагающей, будто
истинное счастье порядочной девицы – удачное замужество.
И степень удачности определялось исключительно состоянием
жениха.
Потому ей, смиренной и тихой, жизнь свою прожившей с мужем,
родителями выбранном, были непонятны ни Лизаветины терзания, ни тем
паче стремление ее отправить сестер на учебу. Учеба для девиц вовсе
излишество, а уж денег стоит таких, на которых отличное приданое
справить можно.
- Фома Ильич вновь заглядывать изволил, - со вздохом произнесла
она, изгибаясь, заглядывая в глаза Лизаветы с непонятною робостью.
– Спрашивал, не передумала ли ты…
- Не передумала.
В данный момент Лизавету куда больше беспокоили платья, коих
набралось целых пять. Одно – полосатенькое, быстро приведенное в
порядок, другое из темной плотной ткани, более подходящее для
осени, летом такое не носят. Еще пара повседневных, прямого кроя и
украшенных единственно теми же перламутровыми пуговицами. А
последнее с кружавчиками, совершенно легкомысленное и сшитое
тетушкой в тайной надежде, что кружавчики эти смягчат неудобный
Лизаветин характер, склонят сердце ее к жениху столь выгодному.