- Или случилось бы, - императрица коснулась драгоценного
зеркала, и плотная каменная поверхность его дрогнула, пошла рябью,
показывая Дубыню Таровицкого.
Хорош.
Волос темный. Лицо гладкое. Черты островаты и чем-то на птицу
хищную похож.
- Если волк, то собакою не станет.
- Оно и верно, но… это просто… сердце, - княгиня прижала ладонь
к груди. – Пошаливает… Ясенька встретила тогда своего Тихомира,
сама перед Дубыней повинилась. Сказала, что он ей как брат старший
и всегда останется, а сердцу не прикажешь. Тебе ль не знать.
Императрица знала.
Не прикажешь, истинная правда. И когда сердце это, теплым
янтарем в груди сидевшее, вдруг вспыхивает болью, и когда вскипает
золотая кровь в жилах, а роскошные – куда местным красотам – палаты
становятся тесны и темны…
…она понимала.
- Он злился, конечно, но… против нее не пошел. Вот Довгарт, тот
крепко гневался. Обвинил меня в обмане. А какой обман? Мы ни в
храме слова не говорили, ни бумаг не составляли… требовал, чтобы я
девку урезонила. Только… я не хотела, чтобы как со мной.
…не можем.
И выходила дочь Великого Полоза к проклятому озеру.
День за днем.
Ночь за ночью.
Мыла чудесные волосы свои в живой воде, и ждала, ждала своего
человека… дождалась.
- Я ему так и ответила, невозможному человеку этому, что, мол,
не будет счастья без любви, что не стану Ясеньку неволить, знаю,
каково это с… она ведь не я, сильнее, и слушать не станет. А
попробую приневолить, сбежит… если и вовсе… кто я ей? Матушка
потерянная. Он же мне ответил, что пороть никогда не поздно, а
девок слушать – глупость неимоверная. И я, стало быть, дура, если
позволяю так с собой…
Она вернула яблоко на стол и отерла руки кружевным
платочком.
- Мы, помнится, крепко поругались тогда, но… он заявил, что
видеть меня на своих землях не желает. А я ответила, что и ладно,
но пусть не зовет больное сердце силой подпитать, все одно не
приеду.
Усмехнулась невесело и призналась:
- Правда, если б позвал, полетела бы…
- Не позвал?
Покачала головой.
- Нанял целителя… толкового довольно, я узнавала. Я ему после
тишком рассказала, за чем следить, а там аккурат смута началась. До
наших краев она добралась, да какой-то слабою. У нас тяжело
бунтовать, потому как выставят за ворота и рассказывай волкам о
равенстве. Нет, наши земли порядок любят. Да и поместный люд все ж
иной. Тот, который дурного нраву, долго не задерживается на свете
Божьем… после уж я письмецо получила от подружки старой. Та снова
ко двору звала… я и поехала. Чего, подумала, молодым мешать?