И вот теперь он вернулся. Вернулся
снова не к ней.
Услышав ответ касательно медальона,
Кон не сразу нашелся что сказать. Некоторое время просто глядел на Лару с
недоверием.
—
Как потеряла? Ведь ты хранила его как зеницу ока! – голос его зазвенел
от напряжения. – Ты не лжешь мне, Лара?!
—
Не кричи, - она повела плечами, освобождаясь от его рук. – И не смей
обвинять меня во лжи. Много воды утекло с тех пор, как ты уехал, Конни: я
научилась расставаться с тем, что люблю. Медальон… это давно произошло. Я была
с ним в море, а когда вышла на берег, оказалось, что его нет. Море забрало.
Кон вздохнул тяжело и обессилено.
Кажется, поверил. Грузно осел на софу, запустив пятерню в густые каштановые
волосы. Право, Лара ждала, что он разозлится за ее глупость, обвинит во всех
грехах – и уж готовилась проститься с ним окончательно. Однако Конни, к ее
удивлению, сказал:
—
Что ж, может, и к лучшему.
Потом поднял на нее глаза и, совсем
как встарь, ей улыбнулся.
Удивительно, но разговор меж ними с
того мига побежал свободно, будто не было этих шести лет. Лара, и впрямь
обрадовавшись, что Кон не злится и не заговаривает о медальоне вновь, порхала
вокруг и взахлеб рассказывала про общих их знакомых и про то, как не повезло им
этим летом с постояльцами. Неизбежно разговор коснулся и тем, явно неприятных
Кону. И Лара, отметив это, решилась предложить:
—
Конни, может, тебе все же помириться с мамой-Юлей?
Он резко, будто его укололи, дернулся:
—
Никакая она не мама! Ни тебе, ни мне, никому! Поверить не могу, что ты
все еще так ее называешь!
—
Не сердись. - Лара присела к нему на краешек софы. – Все же она воспитала
меня с младенчества, заботилась… я и впрямь считаю ее матушкой, если хочешь
знать! Другой у меня нет.
Кон продолжал смотреть на нее хмуро и
внимательно:
—
Ну, тебя она, по крайней мере, не обижает. Не обижает ведь?
—
Нет, Конни, что ты! – искренне заверила Лара. – Ругает, конечно,
временами – но ведь все за дело. Да и привыкла я давно.
—
И то хорошо. – И внезапно, к полной Лариной неожиданности, признался. – Знаешь,
по правде сказать, я и приехал как раз, чтобы с нею помириться. Да-да.
—
Правда? Ты не шутишь? – не поверила Лара.
Кон с самого детства, сколько Лара его
помнила, не любил маму-Юлю. А та отвечала ему взаимностью, убеждая всех, что он
лживый и испорченный мальчишка. Однако Лара считала его не лживым, а просто с
богатым воображением. И не таким уж испорченным. Ну да, пару раз он валил на
Лару вину за свои проделки, и ох, как ей досталось однажды за ужасно дорогую
вазу, разбитую вовсе не ею… Но Кона можно понять. Мама-Юля никогда не давала
ему спуску и, единственная из всего персонала, заставая хозяйского сына за
очередной проказой, позволяла себе схватить его за ухо и отвести на ковер к
отцу. Уже тогда, в детстве, Кон ненавидел ее, о чем легко признавался вслух.
Что говорить о поздних временах, когда его отец женился на Лариной матушке, заблаговременно
отослав Кона учиться в Петербург…