Что же, он связан с этим местом, с
этой девушкой? Бывал в пансионате прежде? Рахманов, жадно ища глазами, прошелся
от стойки метрдотеля к лестнице и обратно; заглянул за высокие двойные двери,
за которыми пряталась просторная столовая – пустая нынче. Нет, он определенно
здесь не был. Не в привычной всем реальности, по крайней мере. Вероятно, он
бывал здесь все-таки в видениях. Но в видениях много всего случалось и, порой,
упорядочить все, увязать воедино было задачей не из легких.
Рахманов неслышно скользнул за стойку,
где только что стояла она. Девушка была совсем неопытной, наивной и, конечно,
не ожидала подвоха, потому даже не пыталась убрать с глаз подальше учетные
книги, ключи от сейфа и номеров да прочее. Рахманов, конечно, не собирался
доставлять ей неприятности, он лишь прошелся взглядом по журналу со списком
постояльцев. Актриса Щукина занимала седьмой номер. Ему самому выделили первый
– тот самый, с видом на увитую плющом башню. Более ни одна фамилия из списка не
была Рахманову знакомой.
Зато, прислушавшись к чему-то ему
одному слышному, он вдруг нащупал картонный прямоугольник, спрятанный за тряпичной
обложкой журнала. Поспешил вынуть.
Это была фотокарточка. С ее лицом –
нежным овалом, обрамленным светлыми волнистыми прядями, что выпали из
зачесанных «короной» волос, по-детски вздернутом носом и едва заметной родинкой
над правой бровью. Ребенок… Сколько ей? Двадцать? Восемнадцать? Ребенок… А глаза у нее зеленые, что море в бурю.
Фотокарточка не показывала всех
красок, да и в глаза ей он ни разу так и не посмотрел, однако Рахманов видел
эту девушку прежде. Даже не так – он знал
ее. Знал, как знают, как родную сестру или хорошую подругу. Знал, что напугал
ее до смерти, застав сегодня за купанием, и знал, что, отдав распоряжение
горничной, она поднялась к себе и стоит теперь возле распахнутого окна. Смотрит
на ту самую башню. Знал не потому, что вторгся в ее мысли – просто она всегда
стояла у окна, когда ей бывало плохо. А он будто бы в такие минуты был подле. Это
было даже не видением, это нечто другое, чему он найти объяснения пока не мог…
На фотографии девушка стояла, чинно
положив ладошку на плечо женщины постарше. Матери? Должно быть, матери – очень
уж похожи. Не сразу он догадался просто поглядеть на оборот фотографии – а там
был текст, написанный скорым неаккуратным почерком, норовящим сползти в нижний
край. «Мамочке от Лары» — вот и вся надпись.