Читал, тут и думать нечего.
Его императорское Величество могли притворяться болезными,
однако чтобы вот так взять и на самом деле пустить дела самотеком,
тем паче такие, которые большою кровью грозятся, невозможно это. А
значит, слышал.
И думал.
И додумался наверняка до того, до чего и Лешек.
Вон, отвечать не спешит, крутит в пальцах кубок резной, губу
покусывает, думает, стало быть.
- Родственничек, значится… - произнес император презадумчиво. –
А сходи-ка в кабинету, там альбом стоит… знаешь, где.
Лешек знал.
Альбом, обтянутый черною кожей, украшенный тиснением, стоял на
обычном своем месте. В руки он дался, но упреждающе кольнул иглою
силы, мол, не шали. Весил альбом изрядно, и толщины был
немалой.
Батюшка, впрочем, принял его с легкостью.
Провел ладонью по гладкой коже, коснулся кованых уголков,
откинул застежку и велел:
- Садись…
Первый снимок Лешеку был знаком. Он стоял на батюшкином столе,
промеж прочих, выделяясь из них какой-то особой невзрачностью.
- Папенька мой. И матушка, - снимок был темным, почти выцветшим
и потому лица, что покойного императора, что супруги его, казались
размытыми. – Тогда только-только начали дагерротипические карточки
делать, но получалось худо. Помнится, батюшка сказывал, что они час
позировали. Хотя если живописцам, то порой и поболе выходило.
Темные пальцы погладили изображение.
- Я копию заказал, уже когда магики научились создавать.
Оригинал сгинул. Папеньку моего Господь щедро наградил детьми… мой
старший брат Николай.
…на снимке был пухлый мальчонка в матроской рубашке, который
ничем-то не напоминал императора. Впрочем, вот и другой, с которого
на Лешека взирает надменный юноша в гусарском доломане. Он хорош
собой и знает это.
- Его растили наследником, что, впрочем, не смогло изменить
характера. Николаша был мягким человеком, доверчивым и полагающим,
что Господь всегда заступится за невиновных…
…не заступился.
- Впрочем, иногда он становился удивительно упрям. Как правило,
в крайне неподходящие для того моменты… - батюшка усмехнулся. –
Алиса… они встретились случайно, и с первой же этой встречи ощутили
изрядное родство душ. Хотя, помнится, родители не слишком
обрадовались.
Прошлое открывалось.
Великая императрица была полновата, строга с виду и… неприятна?
Пожалуй. Этой вот строгостью, а еще манерой своею поджимать губы,
будто бы заранее не одобряла она все, чему становилась
свидетельницей.