Там было много слов (я почти все не понял), какие-то, похоже,
ритуальные взмахи руками (хотя, может, и просто истерика), воздух
то холодил, то обжигал, где-то что-то грохнуло, но... главное, что
я понял — теперь мы доброму дедушке ничего не должны. Дедушка,
правда, теперь отнюдь не добрый, но я продолжаю смотреть ему в рот
честными гриффиндорскими глазами, мол, на него вся моя надежда. И
его, кажется, пронимает.
— И как же вас зовут, мадмуазель? — он аккуратно берет меня за
подбородок.
— Джинни, сэр…
И чувствую, словно в голову кто-то осторожненько так стучит… В
ответ радостно представляю давно уже сложившийся у меня образ:
что-то среднее между Джинни и Молли.
Голубенькие глазки стекленеют. Дамблдор смотрит на меня, как на
тяжело больного, и… подтверждает материн отказ от обязательств. Она
всхлипывает и утыкается в платок в молчаливых рыданиях, только
плечи трясутся. Я так не могу! Мне ее жалко!
Присаживаюсь рядом, обнимаю, утешаю, как могу. Не отталкивает,
ревет у меня на груди. Ну да привыкла же ко мне такому за все это
время, и вообще я полезный. Дамблдор смотрит совершенно нечитаемо и
едва ли не чешет себе затылок. Кажется, он тоже немного не в себе.
Ха, а мне-то каково было? Да уж, поработал так поработал, спасибо,
дедушка.
— Где мой Северус? Где мой сын? — Эйлин едва произносит это
между всхлипами.
— Я тоже здесь, — отвечаю я, — кажется… Как бы я иначе тебя
узнал?
— А… ну да, наверное, — меня наконец сгребли в объятия. —
Северус!
Не знаю, сколько бы продолжался этот разлив бразильского
сериала, но уважаемый директор очень вовремя, на мой вкус,
покашлял. Посмотрел на него с благодарностью. Тот немного
вздрогнул, видимо, понял, что да, и от Северуса все же кое-что
осталось. И вот я уже почти чувствую, как ему хочется как следует
во мне покопаться! Отчего боязно, конечно, но после всех уже
совершенных признаний терять мне особо нечего.
— Директор, — робко так, — а вам бы не хотелось бы, э-э,
разобраться, что там со мной?
Опачки, ребята, это гол! Да, с моей стороны это была
демонстрация Гриффиндора головного и спинного мозга разом. Старик
аж глазки прикрыл от удовольствия.
— Ты хочешь, чтобы я тебя обследовал, мой ма… кхм.
А вот так тебе...
— Ну… — мнусь, только что носочком грязный пол не ковыряю,
смотрите, мол, как мне неудобно, — у Великого Чародея, наверное,
кроме меня много дел…