Клибер переменился в лице, побледнел
и выступил вперед, загородив собой девушку.
– Не впутывай ее в наши дела, Леон, –
отрезал Клибер, и в голубых глазах отразилась отчаянное желание
защитить возлюбленную любой ценой. – Давай решим наши разногласия
раз и навсегда. Назначь время и место. Я готов выйти против тебя в
честном поединке.
Фармас расхохотался, зло, дико,
ужасающе, но этот продирающий до костей смех оборвался так же
резко, как начался.
– Честность и ты понятия
несовместимые, – выплюнул Леон, надвигаясь на врага. – Хочешь под
смертную казнь меня подвести? Не выйдет. Я найду другой способ
поквитаться с тобой.
Леон толкнул плечом Клибера и вышел
из прохода в зал ресторана. Здесь гремела музыка, подвыпившие гости
танцевали и веселились, раздавался звон бокалов и пьяные возгласы,
официанты сновали с подносами между столиками.
Злость и раздражение обуяли Фармаса,
и он спешно покинул заведение, боясь не удержаться и все же принять
предложение Клибера. Но смерть этого выродка – слишком
незначительная плата за те унижение и боль, что пришлось перенести
Леону. Подонок должен заплатить сполна, теперь Фармас знает его
слабое место и готов нанести удар.
На следующий день после праздника
первоцветов сестры Стоунис приступили к последним приготовлениям
перед приемом гостей по случаю именин отца, и у них не осталось ни
одной свободной минутки. Но, несмотря на бессчетные хлопоты по
организации торжества, Люсьена то и дело принималась отчитывать
Соланж за неподобающее поведение в городе:
– Нет, ты мне скажи, зачем ты
вырядилась в это до невозможности открытое платье? Это же
неприлично! Неужели ты не понимаешь?
Сола сидела на потертом мягком
диванчике в уютном кабинете их покойной матери, где все сохранилось
в том виде, в каком было при жизни графини, и проверяла списки
гостей, порядок рассадки, количество столовых приборов и посуды.
Кое-где она нашла несоответствия и теперь гадала, в каком месте
притаилась ошибка.
– Сколько можно меня бранить? – с
раздражением бросила она, принимаясь заново от начала до конца
просматривать лежащие на коленях бумаги. – Смирись наконец. У меня
нет никакого вкуса, и я не умею красиво одеваться. Из нас двоих
только у тебя есть этот природный талант. Платье подарил мне Арман.
Я хотела сделать ему приятное вот и надела обновку. Не вижу ничего
ужасного в том наряде. По-моему, зеленый мне идет.