Провел яростным взглядом низкорослого, худого врача. Надо ужесточить охрану комнаты Ангаахай. После пожара вся родня съехалась в дом Тамерлана. Так принято и положено. Он дал им приют в своих стенах до восстановления особняка деда.
И среди гостей есть тот, кто сделал попытку убить Батыра.
Подошел к Ангаахай и склонился над ней, опираясь ладонями о подушку с обеих сторон от ее головы. Всматриваясь в бледное лицо, такое до боли красивое, идеальное, нежное. И бешеная злость начинает утихать, по венам разливается тепло, дикие твари внутри него склоняют мощные головы и прячут острые когти.
- Почему? – спросил очень тихо, всматриваясь в ее глаза. Один раз он уже задавал ей подобный вопрос…
- Потому что он человек… и я человек. Потому что он твой дед и он тебя любит…и я люблю…тебя.
То ли безрассудная, то ли святая и внутри саднит, болит, режет. И Хан не знает, что это такое, что это за чувство, сводящее его с ума и заставляющее задыхаться без нее. Взял тонкую руку с забинтованными пальцами и невольно поднес ее к губам, вспоминая рваный порез между пальчиками и ощущая, как возвращается та самая разрушительная волна, которая превратила его в безумца, когда он метался и искал Ангаахай. Как расшвыривал в стороны гостей, как принюхивался, словно зверь и сатанел от понимания, что ее нигде нет. Он орал ее имя, ломился в каждую из комнат. Он перестал быть собой …тот чокнутый, испуганный мальчишка носился по особняку деда, задыхаясь в истерической панике и трясся от боли и страха, что он опять ничего не может сделать, он опять бессилен перед стихией, он слаб и немощен. Если б не проклятая, сумасшедшая ворона Хан бы не нашел Ангаахай. Ему и в голову не приходило, что жена могла пойти следом за дедом…
Позже, когда выносил на руках Батыра из горящего дома, тот шептал надтреснутым голосом:
- Ее… первую…твоя ахиллесова пята…все это видели.
- Заткнись! Она спасла тебе жизнь!
- А ты бы предпочел, чтобы она этого не делала…, - и рассмеялся, кашляя и хватая воздух.
- Кто б не предпочел? – нагло спросил Хан, укладывая деда на носилки, - Не знаю никого, кто захотел бы рисковать своей шкурой для тебя.
Дед вдруг схватил его за руку и сильно сжал.
- Ты лжешь. Ты бы рискнул. Я знаю.
- Не льсти себе…, - наклонился к старику, - я все еще помню, как ты вынес приговор моей матери. Для меня – ты один из ее убийц. Я бы с радостью вырвал тебе сердце и отнес на ее могилу.