– Алий! – прорычал вождь, сжимая
кулаки. – Уймись, иначе ноги твоей больше не будет ни на одном
сборе.
– Больно надо, – хмыкнул шаман,
поднимаясь и выходя из-за стола. – Пойдем, милая. Пусть старики
бухтят о своем, а у нас дела поважнее.
Бросив растерянный взгляд на Солмана
и, получив уверенный кивок в ответ, я вышла вслед за старцем.
В прихожей натянув ботинки, я
прихватила рюкзак и поспешила за шаманом на улицу. Алий, не
оглядываясь, размашисто шел через площадь. Его белый балахон и
длинные волосы развевались на холодном ветру. Встречные жители в
изумлении останавливались и провожали нас потрясенными
взглядами.
Шаман дошел до окраины поселения и
свернул на узкую тропинку, которая скоро привела нас к небольшой
приземистой избушке.
– Проходи, – отворил старец скрипучую
дверь и пропустил меня внутрь. – Сейчас поедим в спокойной
обстановке, а на этих сборищах нормальному человеку кусок в горло
не полезет.
Миновав крохотные сени, мы вошли в
уютную горницу. В лицо пахнуло теплом и ароматом свежеиспеченного
хлеба. Шаман кивнул на стул у крепкого деревянного стола, и я
заняла предложенное место, а мешок пристроила рядом.
– Угощайся, милая, – поставил старец
передо мной глубокую миску с ароматным варевом.
Понять, чем меня собрался угощать
этот сумасброд, было невозможно, и я решила довериться обонянию и
гнетущему чувству голода.
Осторожно проглотив первую ложку, я
ощутила непередаваемый вкус и с восторгом прикрыла глаза.
– М-м-м, объедение!
– Верю, что нравится, – усмехнулся
Алий. – Но учти, я не понимаю по-харитски. Да и большинство орлинов
тоже. Здесь в ходу только древний, изначальный, завещанный Богиней
язык.
– Простите, – исправилась я, но
чувствовала, что до идеального беспрестанного шипения, каким
древний язык слышался мне из уст орлинов, мне еще очень и очень
далеко.
– Так-то лучше. Давай-ка я заварю
тебе мой любимый травяной напиток. С дороги будет самое оно.
Старец отошел в кухонный закуток и
стал греметь посудой, а я быстро расправилась с едой.
– Угощайся. – Он любовно погладил бок
потертого глиняного чайника, налил мне в чашку горячий напиток и
протянул огромный ломоть светлого хлеба.
Осторожно пригубив, я ощутила
приятный букет и прикрыла глаза от удовольствия, а когда
попробовала хлеб, и вовсе готова была расцеловать старика за такое
угощение.