— Александра! — взревел отец медведем,
покусанный пчелами. Он подскочил со своего кресла, — это что за
демарш?!
— Брошу универ, жениха и пойду к
собачкам, — заканючила я, решив испытать еще один свой верный
прием. И как я могла о нем забыть? Ведь столько раз в детстве
помогало. «Папина любимая девочка» называется. — Ты меня не
понимаешь, не слышишь. Тебе бы только избавиться от меня... Я тебя
в первый раз попросила о помощи, а ты-ы, — протянула, всхлипывая.
Так, не переиграть! — Никуда не пойду сегодня, объясняться с
Бахтияром и его родителями будешь сам!
Я была уже практически у двери, когда
позади меня раздался грохот — отец со всего маху саданул кулаком по
черной полированной столешнице из дорогущего дерева. Я даже
невольно присела, чувствуя, что от страха уплывает пол под ногами.
За дверью кто-то жалобно застонал.
— Села! Быстро! — мне указали на прежнее
место, а я... я даже не подумала возмутиться таким обращением.
Медленно развернулась и уселась в кресло посетителей. Даже руки на
коленях сложила, аки примерная пансионерка Института Благородных
Девиц. А все потому, что с разъяренным Георгием Николаевичем, а это
сейчас был именно он, даже я страшилась разговаривать. Он нажал
кнопку на стационарном телефоне, связываясь со своей помощницей. —
Арина? Для Александры Георгиевны все готово, как я просил? —
спросил он будничным тоном, словно не было сейчас этой сцены.
— Да, Георгий Николаевич, все как вы
сказали, — откликнулась через секунду женщина. Отец, больше не
сказав ни слова, отключился, а я боялась даже рот открыть, чтобы
узнать, что он там приготовил для меня.
— В общем, так, Александра, — тяжело
обронил отец, сверля меня ледяным взором голубых глаз. — Чтобы
больше подобных разговоров я не слышал, как и угроз. Ясно?
— Пап...
— Ясно?! — громко повторил он, заставляя
меня едва не подпрыгнуть на стуле.
— Яснее некуда, — буркнула в ответ, не
смея даже посмотреть на него. — А если...
— Вот, когда наступит это «если», мы и
поговорим... отдельно, — холодно отрезал папа. Спорить было
бессмысленно, потому что он все уже решил. Давно. За меня.
Отвернулась, чтобы скрыть злые слезы,
подкатившие к глазам. Иногда я его просто ненавидела за это, но сил
бороться в себе не находила... или не пыталась искать, просто плывя
по течению? Сказали замуж — и пошла, как овечка на привязи. Я
слишком его любила, чтобы вырваться на свободу из этих его
«удушающих» заботой объятий.