Я докурил, выбросил сигарету и пошел в кубрик, здраво рассудив, что сейчас дадут команду на подъем и построение. Уже в утробе кита почувствовал, как «Аргунь» сбросила обороты, заглушила двигатели и замерла, ожидая, когда на борт поднимется пограничная команда для осмотра судна и проверки документов.
* * *
Я уже застегивал бушлат, когда громыхнула водонепроницаемая дверь и в проеме появилось заспанное лицо боцмана.
– Подъем! Вязать койки. Пять минут на сборы, сукины дети! – Не соизволив сделать и шага внутрь кубрика, боцман свистнул в дудку и исчез, метнувшись будить и поднимать матросов в других отсеках.
– Чего за суета, тонем, что ли? – пошутил кто-то из стариков, которых перебрасывали с Черноморского флота на Тихоокеанский для усиления плавсостава.
Шутка вызвала у новобранцев настоящую панику и страх.
– Караул, братцы, – заблажил кто-то из молодых, – тонем!
Молодежь заволновалась, чем вызвала гомерический смех среди старослужащих.
– Да не ори ты, как блажной, а говори с тактом и расстановкой, – поучал новобранца Михалыч. – Повторяй за мной: «Зная, что тонем, всем, кому давал денег взаймы, прощаю и требовать с них ничего не буду». Повтори.
– Всем, кому давал взаймы, прощаю и требовать денег с них не буду, – как попугай, прогундосил молодой матрос, чем вызвал очередной приступ смеха в кубрике.
Михалыч был из старослужащих, пожелавших остаться на флоте после окончания срока службы. Как он сказал: «Я кто в деревне? Да никто. Ни избы, ни жены, ни лошади. А здесь я человек! Меня наш командир корабля на «вы» называл. Говорит: «Ты, Михалыч, не подведи, когда котлы разогреем, чтоб как ласточка летели, а за мной не заржавеет. Всей команде кочегаров по поллитре проставлю». Ну мы и дали жару. Да так, что первыми пришли на ходовых учениях. Ох и погуляли тогда».
Михалыч отучился в Кронштадте на курсах кочегарных боцманов, сдал экзамены на унтер-офицера и вместе с погонами получил распределение на Тихоокеанский флот. Он не жалел об этом. Даже рад был сменить Черное море на Желтое. Не секрет, что на востоке и выслуга шла быстрей, и платили больше, и надежда была через один-два года в старшие боцманы выйти, а это уже кондуктор, имеющий право на мундир. Так что знал Михалыч, что делать и за что жилы рвать. В отличие от меня…
– А куда прибыли, дяденьки? – молодой понял, что над ним подтрунивают, и решил взять инициативу в свои руки.