Сидя в кают-компании и потягивая портвейн, я с удовольствием слушал новости, приходящие из Петербурга и из Токио. Новости из Токио были одни и те же: Япония готовится к войне. Новости из Петербурга с большой натяжкой можно было назвать новостями. Скорее это были вести, приходящие с большим опозданием. И вести были неутешительные…
Несмотря на шквал шифрограмм, которыми барон Розен – наш посол в Токио – и военно-морской атташе капитан первого ранга Русин завалили военное ведомство, реакция со стороны императора была нулевой. Причина могла быть только одна: кто-то убедил нашего монарха, что Япония не посмеет объявить нам войну. И этим «кто-то» был господин Безобразов, одна фамилия которого должна была насторожить всю империю. Что такого могли сделать его предки, чтобы заслужить такое прозвище, которое со временем стало фамилией?
Являясь сторонником активного вмешательства в чужие дела, Безобразов с присущими ему тупостью и упорством продолжал лезть в Китай и Корею, не обращая внимания на то, что и Китай, и Корея еще десять лет назад попали в сферу интересов молодого азиатского тигра, претендующего на роль мировой державы. И в Токио прекрасно понимали, что флажок лидера они смогут получить только после победы над Россией.
В Петербурге же все было наоборот. Ни Безобразов, ни его окружение, включая военного министра Алексеева и министра внутренних дел Плеве, не понимали, что «мирного решения» дальневосточной проблемы не будет. И, как следствие, вводили в заблуждение императора и его прекрасную половину, имевшую пристрастие вмешиваться в государственные дела.
Помню, на Пасху приехал я в Муромцево. Я только что покинул Порт-Артур, получив назначение на императорскую яхту «Штандарт», которая в это время года стояла в Ревеле и куда я после праздника обязан был прибыть для прохождения дальнейшей службы. После ужина мы сидели с отцом в его кабинете – пили чай и говорили о политике и об императоре.
– Этот Безобразов тот еще пройдоха. – Отец встал и пошел к книжному шкафу. Долго рылся, скрипя дверными петлями и стуча ящиками. Наконец сдул пыль с какого-то манускрипта и пошел ко мне, шаркая домашними туфлями.
В руках у него была подшивка «Нивы» за 1900 год. Он сел возле меня, поправил очки и, положив на колени журналы, стал методично перебирать их, старясь по картинкам на обложке вспомнить, где была напечатана интересовавшая его статья. Как всегда, нужный журнал с нужной ему статьей был в конце стопки.