По правде говоря, я специально оттягивала время. Не хотелось покидать приветливый остров и маленьких друзей. Помня про других спасённых, предположила, что такого радушного приёма нам никто больше не организует.
Когда мы налетались, уже подошло обеденное время. Внизу нас ждал хмурый барон Маренберг. Никого из других чёрных магов не наблюдалось поблизости. Улыбку пришлось скрывать. План удался! Мы ещё немного задержимся тут.
Детишки снова окружили меня и помогли расседлать Шаса. Тот, довольно урча, уполз в свою пещеру, которую ему скоро придётся покинуть. Он однозначно теперь не расстанется со мной.
Барон послал в меня заклинание, и мои растрёпанные волосы тут же высохли. Он отпустил Рафику, и та на летяге отправилась на корабль. Больше Маренберг не произнёс ни слова, пока мы возвращались в селение. Дети остались ухаживать за ящерами, да и уходить им из ущелья не было нужды: жили они там же.
Перед главным поселением чёрный маг нарушил тягостную тишину.
– Настоятельно рекомендую никому не рассказывать о ваших любовных похождениях, – барон выдал совет, о котором его никто не просил.
– Вы о поцелуях? – Я уже и забыла про это. – Не было никаких похождений, – отмахнулась от его совета.
– Когда любят не изменяют, – глухо возразил тёмный лорд.
При намёке на измену сердце кольнуло острой болью, что я даже остановилась, чтобы переждать внезапный приступ. Дыхание участилось. Кровь побежала по венам быстрее. Неясные мысли и образы предстали перед глазами.
Я не изменяла Рэйю. Всего лишь училась целоваться в тайной беседке. Мне было пятнадцать, стихийнику – шестнадцать. Целоваться с ним было неприятно, мокро и слишком слюняво. Это был первый и последний раз, когда я пыталась вызвать ревность у любимого. Над моей неумелой попыткой виконт Нессельфольде лишь посмеялся. Он, моя вынужденная нянька, знал обо мне всё. Рэйнер даже не остановил нас, когда я, сбежав с очередного скучного урока, отправилась в беседку в саду.
Однако странные образы никак не походили на то, что я помнила. Виски ломило. Ухватить мысль за хвост не удалось. Она растворилась в воспоминаниях так же неожиданно, как и появилась. Головная боль ушла вслед за ней.
– Я люблю его, – привела свой единственный аргумент.
– Все так говорите поначалу, а потом ненавидите и убиваетесь, – желчно выплюнул Маренберг.