– Зачем?
– Охрану?
– В город ехать.
– О! – Райдо не отказал себе в удовольствии поцеловать ладошку
альвы. – Ты не представляешь себе, сколько всего нам в городе
нужно…
Нахмурилась.
Но руку не убрала.
– Во-первых, одежда… посмотри на себя! Ты похожа… вот не знаю,
на кого ты похожа…
– На альву.
– Нет, на альву, конечно, тоже, но на бродячую альву…
– А я и есть бродячая.
Райдо хмыкнул: вот упрямое создание, но лучше пусть спорит, чем
боится.
– Ты домашняя альва, – мягко возразил он. – Моя. И я ведь
обещал, что буду заботиться о тебе. Обещал?
Кивнула.
– Вот. Завтра и начнем. Купим тебе нормальной одежды. И не
только одежды. Тебе ведь гребень для волос нужен. Шампунь. Мыло… не
спорь, я точно знаю, что женщины кучу всякой ерунды используют…
моей матушке это добро ящиками доставляют…
– Я не…
– К счастью, да, ты не моя матушка, – Райдо прижал к губам альвы
палец. – Но тебе ведь тоже надо. Ийлэ, я хочу, чтобы тебе здесь
было уютно. Не на чердаке, в доме. Ты, конечно, упрямая, как
ослица…
– Я не…
– Упрямая, – он вновь прижал палец. – Но не ослица, согласен.
Во-вторых, не ты одна в доме живешь. Нат вон растет… дорастает,
точнее, рубашки уже трещат… и мне бы кое-чего глянуть надобно…
в-третьих, Броннуин…
– Нани.
– …тоже требуется много чего… пеленки-распашонки… соска… игрушки
какие-нибудь… и колыбелька. И вообще я в этом не очень-то
разбираюсь, поэтому сама посмотришь.
– Но она…
Хороший повод, чтобы никуда не ехать. Он не потащит малышку в
город, но Райдо отмахнулся:
– Луиза за ней приглядит. Она славная женщина. И не обидит.
Ийлэ не верит, ей не хочется верить, как не хочется оставлять
Нани на кухарку. Вообще оставлять.
– Мне не будут там рады.
– А мне плевать на их радость, – Райдо провел пальцем по
щеке.
Не отстранилась. Не заметила даже прикосновения, а если и
заметила, то, верно, не сочла его неприятным…
– По городу прогуляемся, на почту заглянем, повесим объявление,
что прислуга нужна, а то этакими темпами дом к весне так грязью
зарастет, что не отмоем.
– Сюда не захотят идти…
– Захотят, Ийлэ.
– Ты не понимаешь…
– Я понимаю, – он поставил корзину на пол и сам присел, заглянул
в зеленющие, неправдоподобно яркие глаза. – Я понимаю, что дом этот
считают едва ли не проклятым, и что вас ненавидели, не именно вас,
но альвов. Я понимаю, что ненавидят и нас, просто на всякий случай…
войну начали мы, а пострадали люди. Но еще я понимаю, что война
окончена. Нет, послушай, пожалуйста. Я это сказал не к тому, что
многие проникнутся идеями мира и любви к ближнему. Не проникнутся,
я не настолько наивен. Но людям нужна работа, а я готов ее
дать…