Шея зачесалась сильней.
И воротничок накрахмаленный показался вдруг донельзя тугим.
Себастьян с немалым трудом стряхну обеих красавиц. Вот же… а с виду
приличные панночки…
- И о чем же, - голос стал сиплым. А чесалась уже и спина.
Знакомо.
- Это такое дело… - пропела Белялинска. И от голоса ее голова
закружилась.
Красивый голос.
Нежный.
И сама она… пусть помолвлена, но помолвка – еще не свадьба.
Себастьяну не откажут, если попросит руки… а он попросит?
Отчего бы и нет?
Сколько можно жить одному, и вправду так недолго одичать. И
разве не приятней ему будет возвращаться в свой уютный дом, чем в
прокуренную гостиную панны Гжижмовской? Любовь? Что с той любви…
трезвый расчет и только… панночка Белялинска умна. Воспитана.
Сдержанна.
Она станет хорошей женой.
Детей вот родит.
На детях мысль споткнулась и погибла. Нет, дети его не то, чтобы
пугали, скорее при виде их, особенно младенцев, Себастьян начинал
испытывать пренепреятнейшее чувство беспомощности.
- Все отошли, - рявкнул он и, не удержавшись, поскреб-таки
шею.
Чешуей пошла.
Слева.
А с права рог проклюнулся, не на шее, само собой, но легче от
того не было.
- Вам действительно стоит выйти, - мурлыкнула панна Белялинска,
подталкивая к выходу и свою заклятую подругу, которая выходить не
желала, и пана Мимирова.
- А почему это нам? – панна Гуржакова уперла руки в бока. – Мы,
между прочим, первыми приехали, правда, дорогая?
Дорогая испустила томный вздох, от которого яблочно-хмельной
аромат приворотного окреп.
- Вообще-то… - начал было па Мимиров, но обе дамы повернулись к
нему и хором произнесли:
- А вы помолчите!
- Вас вообще здесь не стояло, - добавила панна Гуржакова
непререкаемым тоном. – А потому поимейте совесть вести себя
прилично!
От этакой наглости пан Мимиров онемел.
И растерялся.
И растерявшись, почти позволил вытолкать себя из кабинета, но в
последний миг опомнился и растопырил руки, будто желая дверь
обнять.
- Что вы себе позволяете?! – взвизгнул он, отбиваясь от дам,
единых в своем желании избавиться от лишнего свидетеля. – Что они
позволяют?!
Обратился пан Мимиров уже к Себастьяну.
И тут же подобрался.
- А вы… вы что себе позволяете? С рогами на рабочее место
являться?! Пугать бедных горожан чешуею… я буду жаловаться!
- Не сомневаюсь, - прохрипел Себастьян, осознавая, что ему-таки
повезло. Яблочный дурман младшенькой Гуржаковой, которая изо всех
сил старалась оным дурманом пользоваться и теперь отчаянно хлопала
ресницами и губки надувала, но оттого не становилась симпатичней,
мешал зелью Белялинской, из чего бы оное зелье не было изготовлено.
Главное, что почесуха не позволяла сосредоточиться на мыслях о
женитьбе…