— Ничего я не знаю о них… Сейчас они обе в Америке, но я ничего о них не знаю. Не знаю, общаются ли они как-то друг с другом… Но… Многое осталось для меня загадкой по сей день. Все же я их знала с детства. Это были хорошие, порядочные девочки.
— Да уж точно порядочные, — с сарказмом вставил Данила Иванович. — А что же было, когда эта дрянь приехала в вашу квартиру?
— Как было… — Лина так расстроилась от воспоминаний, что начала даже всхлипывать. Она видела, что Данила Иванович очень смущен ее состоянием и готов что-то предпринять, чтобы ее успокоить. — Ничего, ничего, не обращайте внимания, Данила Иванович, я уж доскажу — сказала Лина, глядя в стол и вертя в руках испачканную черной тушью с ресниц салфетку. — Когда он ее привез из аэропорта, я была дома, а куда было деваться? Олег меня ей представил, так, как будто я железная, без каких-либо чувств, и они удалились на его половину квартиры. Они в первый же вечер куда-то ушли. Вернулись очень поздно. А через пару дней они должны были уехать в путешествие по стране с заездом в ее родной город Одессу.
— И как же вы могли, Галина Петровна!? — воскликнул Данила Петрович.
— А что мне было делать?! Я отупела от безысходности, от стыда и желания скрыть свой позор от детей и окружающих…
— Но ведь это же прежде всего его позор, вашего мужа! — горячо вставил Данила Иванович.
— Да, это так, — согласилась Лина. — Потому муж меня просил держать это все до поры до времени в секрете. За это он был готов остаться моим лучшим другом и во всем мне помогать. В общем. это трудно все объяснить. Я была в отчаянье и оцепенении. И уже сама хотела, чтобы они поскорее уехали в это путешествие, чтобы я осталась одна и опомнилась. Но… но… на третий день после ее приезда случился путч…
— Ну и история, хоть мыльную оперу ставь, — сказал Данила Иванович, энергично плеснул в свою опустевшую рюмку водку и, сделав несколько глотков, попросил Лину продолжать исповедь.
— Спасибо вам, Данила Иванович, за то, что даете мне эту возможность. Может, завтра я пожалею, что вот так все наизнанку… Но сейчас мне это необходимо, — сказала она, вертя салфетку.
Данила Иванович дружелюбно, как бы для поддержки, взял в свою ладонь ее похолодевшие от волнения пальцы, слегка сжав, и тут же убрал руку.
— Продолжайте, — сказал он с нотками нежности в голосе.