Шеддерик поспешил откланяться. Он собирался вернуться
на постоялый двор до темноты.
Когда уже выехал за ворота, его вдруг окликнули.
Вдогон от монастыря бежал мальчик лет десяти. Бежать ему было
трудно, он путался в своей тёмной хламиде, к ногам липла
осенняя грязь. Шеддерик остановил лошадь и спешился. Наверное,
новость была из срочных, раз сёстры, вопреки привычной нелюбви к
ифленцам, всё же решили его остановить.
Мальчик замер в нескольких шагах, поклонился
по-крестьянски глубоко, и громко сглотнув, сказал:
– Благородный чеор! Сёстры Великой Матери
Ленны передают тебе, что саруги больше не опасны, и что они… – он
опустил взгляд и быстро, на одном вздохе закончил – что они
сочувствуют вашей утрате!
Так благородный чеор та Хенвил узнал, что его
отец, наместник Ифленский в Танеррете Хеверик, чеор та Лема, та
Гулле, верховный страж Фронтовой бухты скончался.
Темершана та Сиверс
Всё-таки ехать в карете приятней и намного
удобней, чем месить грязь ногами. Гостиничный кучер, как только
понял, что его седок прогневал пресветлых сестёр, поспешил
сообщить, что он в то утро впервые увидел чеора Конне – и ему
поверили.
Но он всё равно поспешил убраться из обители,
и конечно, счёл за честь выполнить просьбу монахинь – отвезти до
деревни монахиню и её спутницу – оречённую.
Лошадь шла медленно, по крыше лупил мелкий дождь, но
Темершана была рада, что ей дозволили сегодня покинуть Дом Ленны.
Встреча с ифленцем всколыхнула в сердце воспоминания, которые она
тщетно пыталась забыть, и как никогда, её настроению в этот
день соответствовало хмурое небо, дождь, плачущий по погибшим и по
тем, кого война лишила крова и надежды. Темнота в карете, а
главное, сама дорога немного успокаивали её, отгоняли всякие мысли,
и дурные, и хорошие. Это было как будто просто размеренное тихое
путешествие куда-то далеко-далеко. Когда можно не думать о цели
поездки и о том, что скоро предстоит вернуться.
Когда-нибудь, и может даже скоро, придётся принять
решение. Мать Ленна милостива, но не терпит тех, кто живёт в
её доме из страха или по лености. И всё же, другого пути, кроме
служения, Темери для себя не видела и не желала. Да, знала, что к
служению допускаются лишь немногие. Те, кто и вправду простил
врагов, кто смог вырастить в сердце любовь ко всем людям, идущим
тропами тёплого…, но более – холодного мира.