ёр. Шеддерик
предпочёл бы, чтобы монахиня ехала с ними до самого Тоненга, но
счастье никогда не бывает полным, так что развлекать рэту на
большем отрезке пути предстояло ему самому.
И вот тут радовало только одно – Темершана та
Сиверс, по всему видно, не расположена к долгим беседам.
Она появилась у входа в храм в тёмном светском
платье, шитом, вероятно, ещё до завоевания Танеррета. Эта
невзрачная одёжка дополнялась коротким, таким же сереньким, плащом
и чем-то вроде кружевного капора, который вряд ли мог бы защитить
от холода или снега. Так одевается и выглядит прислуга в богатых
домах. Впрочем, со своим деревянным посохом она не рассталась. А
кроме посоха, она брала с собой лишь небольшой узел личных вещей.
Прошла к карете, высоко подняв голову и даже не взглянув на
ифленцев. Оно и к лучшему. Ещё будет время узнать рэту поближе.
Впереди несколько дней пути по заснеженному Танеррету.
Следом в карету забралась монахиня – с неизменным
дорожным мешком за плечами. В них сёстры носят на местный
торг всякие благословлённые Ленной изделия – шкатулки, медальоны,
пряжки или простенькие украшения-талисманы.
Шеддерик дал знак, и его гвардейцы вскочили на
лошадей. Ну, вот и всё. Вот и пора в обратный путь. Как там
дела у Кинне? Справился? Лишь бы он в последний момент не придумал
собственный гениальный план…
В гостиницу прибыли уже затемно. Постояльцев и гостей
было немного – после нападения этхара местные заходить побаивались,
а с наступлением зимы истощился и поток паломников. Шеддерик
проводил свою молчаливую спутницу до выделенной ей комнаты –
удобной и с окнами во двор, чтобы не так задувал зимний
ветер, потом помог устроиться монахине.
Лошадьми и каретой занимался ливрейный кучер, который
по совместительству был ещё и агентом тайной управы. Такое
положение парню нравилось, он с удовольствием выспрашивал у
приезжих извозчиков и конюших последние сплетни, подслушивал беседы
знати, а потом пересказывал всё это людям Шеддерика.
Нынешняя поездка от других отличалась мало, разве что
деревенские сплетни были менее масштабны.
Лишь совсем поздно ночью Шеддерик спустился в зал,
где одиноко дотлевал камин.
Шеддерик придвинул кресло ближе к нему, пошевелил
кочергой угли, подбросил брёвнышко. От пламени потянуло
сухим теплом.
Нет, в правильности своих решений он не сомневался –
лишь в своевременности.