– Все наши женщины – проститутки. Нам нужны такие, как ты, чистые, целомудренные.
– Но я люблю Глеба! – выкрикнула я в отчаянии.
– Я знаю, и это самая большая проблема для меня.
– Но вы ничего не сделаете ему плохого?
– Это исключено. В крайнем случае, я заставлю его разлюбить тебя.
– Каким образом?
– При помощи гипноза. Этим искусством мы владеем в совершенстве.
– Вы применили это искусство на мне?
– Да. У меня не было другого выбора.
Я подождала, не добавит ли он что-либо, но он молчал.
– Это насилие, – твердо сказала я. – Нет, это преступление. Самое страшное из всех на земле: заставлять человека делать что-либо помимо его воли, превращать его в послушного раба. Вы начали совершенствовать себя с преступления – выкрали наших людей. Вы о них подумали? У нас только фашизм был способен на это. Ваш прогресс – бесчеловечный, не гуманный. Вы хуже фашистов, если покушаетесь даже на чувства.
Он молчал. Я уже подумала, не исчез ли он. Однако на всякий случай, продолжала говорить.
– Вы хотите очеловечить свое общество, наделить аморитян нашими качествами и опять начинаете с преступления, выкрадывая наших девушек. Вы можете внушить мне животную страсть, сделать меня сексуальной рабыней, но заставить меня любить вас вы не сможете. Я люблю и буду любить только Глеба.
Я заплакала сначала беззвучно, затем, не сдерживая себя.
– Ты плачешь? – спросил он.
– Прикажете мне радоваться? – огрызнулась я.
– Перестань, а то мое сердце бьется не спокойно. У нас это не принято.
– Мне наплевать на твое сердце! – закричала я. – Бьется оно у него не спокойно! Я буду рада, если оно вообще остановится или лопнет. Проваливай отсюда на свой развратный Аморит, будь он проклят и ты вместе с ним! Тебе нечего здесь делать! Фашист несчастный!
Я вскочила с кровати и швырнула в него подушку. У меня настолько сильно закружилась голова, что я буквально упала на кровать. Мне стало жаль аморитянина, на кого я так грубо накричала. Я придвинулась к нему и положила голову на плечо. Он обнял меня и начал гладить волосы, как это делала моя мама. Я почувствовала, что засыпаю.
Проснулась я с мыслью о нем: прилетит ли сегодня? Я буду ждать его и сегодня и завтра и всю жизнь.
Он появился, как обычно в полночь и был молчалив. Просто сидел рядом и, вероятно, смотрел на меня, ведь он видел в темноте. А я ждала, когда он коснется меня.