- Вы молодец, - охотно похвалила за предусмотрительность, которая вряд ли спасет его в наших горах. – К слову, о вашем переходе. Видите ли, вас ввели в заблуждение и до перевала отнюдь не пара-тройка километров, а значительно больше…
- Тора! – Желая привлечь мое внимание и остановить поток слов, мужчина даже подпрыгнул. - Умоляю еще хотя бы час, а потом я весь ваш!
- Поняла-поняла... – Я отступила от двери и он, рассыпаясь в благодарностях, отправился спать.
Эванас Тюри оказался не только продуманным человеком, но ко всему прочему еще и счастливым. Он и его люди проспали без малого еще четыре часа, потому что медам Тюри, вдоволь набегавшись и наоравшись, действительно притихла. Вошла в харчевню, скинула шубу на руки одной из наших девчат и почти по-человечески попросила горячего чая и немного сдобы – без надменного взгляда свысока и ханжеских интонаций. Она устроилась за столиком Гилта полуоборотом к окну, спиной к столовой, чтобы одновременно отслеживать двор и лишний раз не попадаться постояльцам на глаза.
Оказывается ей претило выслушивать хвалебные благодарности за вчерашние выступление, быть может из-за критики мадам Ивир или же потому что большую часть выступления Алиссия не помнила. Хотя волноваться ей не стоило, гостей в «Логове» осталось меньше десяти и все они были намерены покинуть нашу заставу до снегов. Поэтому все они спешно забирали свои заказы из мастерских, готовили лошадей, собирали вещи и не обращали внимания на застывшую у окна Тюри. Разве что дети милой четы Люпиевых: семилетняя Дороти и пятилетний Себастьян решились к ней подойти, чтобы подарить картину под названием «Изгнание баньши».
- Кого? - переспросила медам, вглядываясь в детские каракули.
- Баньши! – в один голос повторили малыши и водрузили «полотно» на стол певуньи. – Вы ведь изгнали ее. – И на правах старшей, Дороти поочередно указала пальчиком на двух героинь картины и разъяснила:
- Вот это вы, а вот это она… Видите вы в белом и с нимбом, как святая Иллирия, а вот она черная и круглая, потому что… - девочка замолчала, не найдя слов, и тут подал голос Себастьян:
- Воет, - по-мужски, коротко ответил он и с невероятной точностью повторил вчерашнее заунывное: - «Уносит счастье мое-е-е-е…»
Протяжное «е» подхватила и его сестренка, и посрамленная звезда лучшего столичного театра Вдовии вылетела из столовой, как пробка и бутылки.