– Если мы выйдем из монастыря с этой штукой, есть шанс, что
штурм прекратится, – проговорил я, но, похоже, уверенности в моем
голосе совсем не было.
– «Есть шанс»? Да ты сам себя слышал, подонок? Мои парни там
сейчас гибнут для того, чтобы ты спер какую-то побрякушку и утек?
Еще и с бумагой, что всех нас освободил? Живо на стену!
– Но приказ его сиятельства… – проговорила Лана.
– Его сиятельство мне приказал защитить монастырь любой ценой, и
я его приказ выполню! – отрезал лейтенант. – Что вы там за бумагу
мне привезли – это мы еще потом разберемся. Полуроту мушкетеров
давать под начало какого-то сопляка – такого в Брукмере не
заведено, и еще неизвестно, кем тот приказ действительно написан.
Но даже если ты, парень, по закону мой командир, то измену не
прощают и командиру, а бежать с поля боя – это измена.
– Подождите! – запыхавшийся отец Келлер, наконец, добрался до
нас. – Пустите его… Пусть идет… Я ему… верю…
Хорн удивленно посмотрел на Келлера. Похоже, за время осады он
привык относиться к мнению настоятеля с уважением.
В это время я освободился из его рук, достал из кармана выданную
настоятелем бумагу и демонстративно порвал ее пополам.
– Теперь все? – спросил я. – Если монастырь теперь падет, я буду
отвечать перед маркграфом за это, и никаких оправданий у меня нет.
И сейчас я делаю то единственное, что еще может его спасти – выношу
из него ту вещь, из-за которой все началось. И если вы решили
остановить меня, лейтенант, то за измену будут судить вас, а не
меня. В том маловероятном случае, если нежить не сожрет вас до
суда.
Лицо лейтенанта перекосило, он сжал рукоять палаша и уставился
на меня оловянно-серыми глазами, в которых сверкали отблески
бешенства. Я, в свою очередь, смотрел на него, не отводя глаз ни на
секунду. Вокруг нас все затаили дыхание, а Лана и Винс, казалось,
даже перестали дышать.
Прошло несколько тяжелых, словно свинцовые шарики секунд, прежде
чем острие лейтенантского палаша дрогнуло и опустилось вниз.
– Ладно, – произнес он, словно плюнул. – Идите. Но помни,
парень: если ты обманул нас, я найду тебя даже в аду.
Не заставляя просить себя дважды, я поклонился Хорну и, держа в
поводу Джипа, двинулся по лестнице в темный зев монастырского
погреба.
***
Выход из катакомб представлял собой небольшой грот, скрытый от
посторонних глаз густыми зарослями орешника, на котором едва
распустились листья. Продравшись сквозь них, мы вышли к ручью,
петлявшему в низине среди высоких сосен. Солнце клонилось к закату,
а до ближайшего жилья путь был неблизкий. Вероятнее всего, ночевать
нам предстояло в какой-нибудь разоренной деревне.