Он замолчал,
а по моим щекам заструились слезы. Я
плакала молча, боялась расстроить деда
еще больше.
Я просидела
бы так вечность, я не хотела уходить, но
сиделка, возмущенно шипя, выпроводила
меня из спальни, заявив, что пациенту
нужен отдых. И, вообще, нечего мне здесь
делать, я своими слезами деда только
расстраиваю, порчу ему последние минуты
жизни.
Но уйти
совсем я не смогла и несколько часов
просидела гостиной на диванчике, рыдая
от безысходности и ощущения скорой
потери. И тогда я так отчетливо поняла,
что если дед умрет, то я останусь совсем
одна в целом мире. Да, у меня есть еще
Петька, но это совсем не то. Дед заменил
мне в этом мире родителей, он всегда
ощущался надежным тылом, несмотря на
свою немощь. Я всегда знала,что могу
прийти к нему и поплакать, пожаловаться
на трудности, на проблемы. А он пожалеет,
погладит меня шершавой ладонью, вытрет
слезы и скажет: «Не плачь Оленька, все
будет хорошо, ты справишься, ты сможешь»
- Лола, -
рядом со мной в кресло опустился Лекс,
- что случилось? Асилька сказала, что вы
сидите здесь уже довольно долго и даже
не обедали.
- Лекс, -
всхлипнула я, - мой дед умирает!
И в очередной
раз разрыдалась, не в силах справиться
с эмоциями. Сиденье дивана рядом со мной
ощутимо прогнулось, Лекс медленно обнял
меня и, развернув, прижал к себе. И столько
в этом жесте было понимания и сочувствия,
которых мне так не хватало, что я вцепилась
в мага обеими руками и сама прижалась
к нему, словно желая спрятаться в его
объятиях от боли.
- Тише, Лола,
тише, не плачь, - шептал он, поглаживая
меня по голове, - все будет хорошо. Я не
знаю, что тебе сказал такую глупость,
но твой дед проживет еще много лет. Я
разговаривал с доктором. Он сказал, что
для своего возраста и состояния старик
вполне себе ничего. Он вполне может
поправиться настолько, чтобы снова
бегать. Но вот его эмоциональное состояние
вызывает тревогу. Если он не справится
с депрессией... а он справится, - торопливо
добавил он, - у него же есть ты, и внук.
Сначала я
перестала плакать, вслушиваясь в слова
Лекса. А когда поняла, что все не так
плохо, как я себе вообразила, разрыдалась
снова. Только теперь от облегчения. Лекс
обнимал меня и говорил что-то успокаивающее,
а мне было так уютно в его объятиях, что
не хотелось разрывать их, теряя эту
внезапную близость. Даже легкие поцелуи,
которые я ощущала на макушке, не вызывали
неприязни. Наоборот, мне становилось
теплее и легче. Я не одна. У меня есть
человек, родной и близкий, на которого
можно положиться.