Я проснулся среди ночи от навязчивого чувства беспокойства. Без
резких движений приподнялся, оглянулся по сторонам и встретился
взглядом с Изулой: она сидела рядом и пристально смотрела на меня.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, а затем она
поднялась и пошла прочь от каравана. «Мы уходим? Хотя она налегке».
Я поднялся и последовал за ней, пока не потерял её из вида, но
продолжал идти в том же направлении, уверенный, что она меня
окликнет, если я пройду мимо.
Впереди замаячил тусклый свет и когда я подошёл поближе, то
увидел горящую свечу возле статуи Афродиты. Я стоял и не мог
понять, рад я этому или нет. «Корова тут я, и из меня сейчас силы
будут доить, причём до донышка… Переживу, не впервой!».
Я подошёл и обнял её со спины, а она ответила на прикосновения.
Никакой отрешённости и язвы больше нет, но это ненадолго. Мягкая
она сейчас, до того, как начнётся основной процесс, а вот во время
него искусает и расцарапает меня всего, требуя вкладывать больше
жизненных сил. Только разве мне есть дело до этого, особенного
после столь долгого поцелуя?
– У тебя монета есть?
И снова я в голос рассмеялся. «Ну вот откуда мне её взять?».
– Камень взял с собой? – подсказала она мне решение. – Подойдёт
любая плата.
Камень нашёлся: с ним же перед сном тренировался и держался при
себе всё время. После того, как я передал его ей, она развернулась
и подошла к статуэтке, положила камень перед ней, прошептала ей
что-то и развернулась, сбрасывая с себя одежду. В этом обряде от
неё тоже потребуется полностью выложиться и не сдерживаться, не тот
это обряд.
За время, что она готовилась к обряду, я успел остыть. Пока она
тянулась сердцем к своей богине, я потянулся к своему: «В честь
тебя, Чернобог». Я улыбался тому, что может произойти. Сейчас мы
ничего не разрушаем, но есть возможность построить что-то… кого-то
нового. Я уверен, что Изула не планирует беременность, но если
Чернобог вмешается, то она неизбежна. Представлял лицо этой язвы,
если это произойдёт, и продолжал улыбаться.
Нежности в её действиях больше не было ни капли, и чем больше я
удерживал образ Чернобога, тем сильнее и неистово она «наседала» на
меня и даже потребовала собраться, и в какой-то момент я сорвался,
удержаться было просто невозможно. Кости горели огнём, а мышцы
сводило от напряжения, от запредельного прилива сил, тело само
рефлекторно сжималось, высвобождая излишки, и не будь она тем, кем
является, я от таких усилий раздавил бы её в своих объятиях. Я
поднял глаза на статую, а Изула вернула их на себя.