Он
Я ненавидел его всю жизнь, все долгие годы, что был знаком с ним. Дамир Авазович Захратов, везучий ублюдок, магнит для денег и женщин, сука, которая должна сдохнуть. Откуда такая ненависть? Сам не могу себе объяснить. Это как с устрицами. Вроде они полезные, многие их любят, кто-то постоянно ест, а я терпеть не могу эту склизкую гадость. С Дамиром та же хрень. Я просто его ненавижу.
Столько времени мне приходилось душить это чувство, прятать, прикрывать радушием и привязанностью. Вместе бухать, трахать блядей, восхищаться его успехами, обсуждать совместные дела и выворачиваться наизнанку от ненависти. Сжимать кулаки, сдерживаться, чтобы не придушить, не пустить пулю в лоб, а вместо этого улыбаться, обнимать, хлопать одобрительно по спине.
Меня бесило всё. Его жестокость в расправе над врагами, его жёсткость в управлении подчинёнными, его пренебрежение в общении с бабами, его нежность по отношению к Веронике.
О-о-о. С Вероникой была отдельная история. Влюблённая дура, согласная на всё ради этой мрази, слабое место Мира, способное доставить смертельную боль или уничтожить. Вызволяя ту потасканную блядь, я знал, что меня удовлетворит любой расклад. Сдохнет Ника – Мир долго не проживёт, проведя в горе последние дни своей жизни, скопытится Дамир – моя режущая чернота покинет душу, дав свободно вздохнуть полной грудью.
Рисковал, но риск – благородное дело. Снотворное охране борделя, отвлекающий манёвр для проникновения потаскушки в дом, приличные денежные расходы, оправдывающие размер, если бы… Если бы грязная сучка не перепутала у Дамира правую сторону с левой, если бы, стреляя в невесту, опустила дуло сантиметров на шесть...
Теперь он радуется жизни, нянчится с женой, балует мелкое отродье, похожее на него, как две склизкие устрицы между собой, и сдувает пылинки с горластого кулька. Все дела по боку, что теневые, требующие жёсткого кулака и круглосуточного контроля, что законные, сброшенные на Элеонору. А Элеонора – баба ладная. Грудь, задница, ноги от ушей. Я бы её отодрал в шикарную жопу, впиваясь руками в мясистую грудь, предварительно заткнув грязный рот и отходив плетью для укрощения.