– Да не зова, а зов. Я тебе вчера об этом говорил. Когда мы сюда попадаем, у нас сразу же есть желание спасти всех-всех самоубийц и не дать им умереть – это и есть зов.
– Глупость какая. Конечно, у меня такого нет. Я, может, и маленькая, зато поумнее вас буду.
– Думаешь?
– Конечно. Я что глупая, запрещать им делать то, что они хотят.
У старейшины даже брови до затылка задрались. Он испугался и рот мне ладошкой прикрыл.
– Ты так не говори, ладно?
– Почему?
– Не почему. Просто не говори. Мы им нужны, мы должны их спасать. Им горе глаза застилает, вот они и не видят со своей точки зрения, что им дальше жить надо.
– Надо? Вот вы смешные. Дядя Базилио говорит, что жить мочь и уметь надо. А ты говоришь, что жить надо. Кому надо-то?
– Людям.
– Если они сами хотят, зачем их спасать? Вот представь, если бы существовали такие как мы, только запрещали бы они не самоубийства совершать, а вредную еду есть. Вот подносит человек ко рту ложку с острой какой-нибудь китайской лапшой, а ты хрясь! по ложке со всей своей мудрости!
– Болтушка. Ты вообще странная, ты знаешь об этом?
– Это вы здесь все странные, я нормальная.
– Но ты будто не должна быть здесь. Чёрт знает, как ты сюда попала.
– Он не знает, а то я бы уже расспросами его заколебала.
– Это точно.
Мы, наконец, дошли до дома дяди Базилио. В окнах, несмотря на то, что время утро, горел свет. Дядя Базилио, как всегда, заработался до глубокой ночи и уснул за столом, перед экраном, не выключив свет. Старейшина робко постучал ногтями в дверь. Секунд 15 мы молча стояли, дверь никто не открывал, и вообще, как будто вымерли там все. Я постучала розовым сапожком по двери. На двери остался грязный след, на улице после дождя довольно сыро и грязно.
– Кто?
– Старейшина Брагул.
– А, заходи, открыто.
Старейшина хотел войти первым, но я растолкала его, пробежала в комнату и плюхнулась на диван.
– Эй, опять ты? Сапоги грязные сними! – Дядя Базилио был сонным, но уже готовым взбодриться и столкнуть меня с белого дивана. – Ты зачем её привёл? Она вредная, ужас.
– Помощницу я тебе привёл. – Старейшина виновато сдвинул жиденькие бровки и также виновато улыбнулся.
– Помощницу? Геморрой ты мне на задницу привёл.
– Не ругайся, она ещё маленькая.
– В прошлый раз ты был более гостепе… гостепер..гостеприёмным, – встряла я, но меня не слышали.