– Уверен, что это можно делать в бане? – удивился Роберт.
– В бане нельзя. Но мы попробуем.
Мы выбрались из бочки, чокнулись и хором произнесли:
– Твое здоровье!
Больше я не помнил ничего, кроме того, что около шести утра меня разбудили со словами: «Клуб закрывается. Вы просидели в бане на четыре часа дольше положенного. Впрочем, директор велел не выставлять почетным гостям дополнительный счет». «Слава богу», – вздохнул я. Цены в «Распутье» не были рассчитаны на отставного директора. Зато я почувствовал себя свежим и отдохнувшим. Даже три бокала виски как-то испарились. Отлично. Досплю дома. Сейчас под душ, кефирчика, поднимусь с кровати часа в два или три. Есть плюсы и в том, что ты не работаешь и можешь наконец заняться делом. Из Дашеньки надо все выжать. Я еще не знал, что у планов на следующий день шестьдесят два достоинства и один недостаток. О достоинствах говорить не хочется, а недостаток состоял в том, что все они были абсолютно неосуществимы.
Я проснулся от того, что у меня в носу вращался фокстерьеров хвост. Конечно, к тому, что он может оказываться в самых неожиданных местах, я давно привык. Во рту была шерсть, на вкус как нитки. С трудом разлепил глаза. Теперь хвост моей собаки находился у меня в ногах, а к моему носу прижались одновременно канатик, мокрый нос и вездесущий язык. Больше всего, кроме мячика, конечно, мой пес любит играть в канаты. В данном случае Даррелл решил, что я ничего не делаю. Как же, канат дома есть, хозяин есть, пес тоже, и все это не совмещено. Непорядок.
Пришлось спустить ноги на ковер и поднять канат. Пес ухватил его всей пастью, встряхнулся и сел на попу с видом герцога на каруселях в Тиволи. Взявшись за другой конец каната, я начал его раскручивать. Центробежная сила подняла фокстерьера в воздух. Так он может крутиться долго. А я вспомнил историю Юрия Коваля про «студента, который кинулся собакой в доску»[19]. Впрочем, учитывая, что канат неоднократно врезался в предметы, имеющие определенную художественную ценность, я отпустил его.
Даррелл, недовольный тем, что счастье было кратким, повалился на пол. Он понял: пользы от хозяина никакой – и веселыми прыжками ускакал в прихожую, но тут же вернулся в рекламной позе – с поводком в зубах. Пришлось одеваться.
На улице было неожиданно солнечно. Приближалось бабье лето. Солнце грело. Все это почему-то напомнило мне улыбку приятной девушки Юли.