Токийская улица, джазовый бар, водка с ромом и мерцание чёрно-белых клавиш. Мерещатся призраки, они оживают, у них появляются имена. Жизнь становится многогранной, и в неком единстве куражатся правда и ложь. На главную сцену восходит судьба, срывая с себя одеяние мрака, и капля за каплей безумствует взгляд…
Будь в самолёте система искусственной гравитации, которая бы стабилизировала силу тяжести на протяжении всего полёта, заодно порождая у меня в голове такую мысль, я не смог бы сказать наверняка, где сейчас пряталось небо. Его можно увидеть с земли, просто ткнув пальцем, или с дальней орбиты, если заскучать. Можно согласиться с тем, что оно вокруг, когда паришь, не имея опоры, но где оно, если импровизированный верх это непроглядный слой облаков, зависающий над таким же густым и непроницаемым низом.
Оно прячется где-то там, откуда начал пробиваться тоненький лучик, прожигая моё недоверие. Я отрываюсь от книги и смотрю, как суровое небо проливает свой ласковый свет и несёт этот посыл к далёкой земле.
Как бы я ни рвался за облака, притяжение берет своё, и взгляд, вырываясь из плена, где художник щекочет подвешенный ум, бежит по широким просторам, умело рассеивая километраж.
Рёв турбин не спеша затихает, самолёт снижается и выпускает шасси. Странная вибрация, не посеяв в пассажирах тревоги, на секунду-другую захватывает весь фюзеляж. Сотня головастиков, зажавшись в своих креслах, дружно замолкает, и последний и самый реалистичный из моих призраков исчезает прочь.
На южном побережье одинокого острова, в трёх километрах от аэропорта, самолёт врезался в землю и загорелся. По предварительным данным, погибло сто человек.
Информационный мир тут же просквозило. Уже через минуту агентства вещали наперебой, будто случилось что-то небывалое.
В тот миг я, как и все, примяв собою кресло, следил за полосой. Удар застал меня врасплох, не было ни притяжения, ни полёта. Ни обугленных стен с обваливающимся потолком, ни бескрайних лугов с глубинным небом. Лишь помню только что-то непомерно адское, что неожиданно настигло со спины, в мгновение всё превращая в пепел.
Оно сжигало тело и устремлялось ввысь, метая то искру, то фейерверк листочков. Оно карабкалось по воздуху прямо в небеса, будучи то ль пламенем, то ль частичкой господа. И как бы это странно ни звучало, но я вроде как оставался жив. Чувствовал всё до мелочей и, как провидец, видел в полной ясности. Я раз за разом умирал и незамедлительно тут же возрождался. Десятки жизней я прожил без права на вмешательство.