Берр отодвинул в сторону пустую тарелку и перегнулся через стол.
– Что движет скалолазом? Что побуждает его идти на риск? Постоянно грызущая изнутри ненасытная крыса. И в вас живет крыса, причем огромная. Вы унаследовали ее от отца. Он ведь тоже был тайным агентом. Да вы и сами знаете…
– Нет, я не знал, – вежливо ответил Джонатан, чувствуя приступ тошноты.
– Его одели в форму только перед тем, как предать земле. Вам не рассказали?
На лице Джонатана появилась ничего не выражающая улыбка первоклассного служащего первоклассного отеля. Деланно спокойным голосом он произнес:
– Нет, не рассказали. Правда нет. Странно. А вы полагаете, должны были?
Берр покачал головой, как бы говоря, что действия гражданских чиновников остаются для него загадкой.
– В запас вы уволились раньше, чем выслужились, – рассудительно констатировал Берр. – Не всякий в двадцать пять решится оставить многообещающую военную карьеру ради того, чтобы стать ночным лакеем. Даже ради того, чтобы ходить на яхте, ползать по горам и путешествовать из страны в страну. Почему вы выбрали работу в отеле? Столько было возможностей… Почему отель?
«Дать себя уговорить?» – думал Джонатан.
«Или решительно отказаться?»
«Чтобы голова не болела».
«Сами занимайтесь вашим дьявольским ремеслом».
– Не знаю. Хотелось, быть может, покоя, – признался он с улыбкой, опровергавшей его слова. – В душе я обыватель и лентяй, если честно.
– Не верю, Джонатан, не могу поверить. Все эти последние недели я был незримо с вами, думал о вас очень много. Давайте поговорим о военной службе, идет? В вашей армейской карьере немало того, что меня поразило.
«Великолепно, – подумал Джонатан, голова его заработала. – Говорим о Софи – переходим к ненависти. Говорим о ненависти – переходим к отелю. Говорим об отеле – переходим к армии. Железная логика».
И все же он не мог ни в чем придраться к Берру. Его сила была в искренности. Он был умен. В совершенстве овладел искусством интриги, умел видеть сильные и слабые стороны человека. Но за всем этим скрывалось большое сердце, что знал Гудхью и что сразу почувствовал Джонатан. Поэтому позволил Берру вторгнуться в свою частную жизнь и поэтому одержимость Берра начала захватывать его, отдаваясь в ушах призывной барабанной дробью.